Небольшое предисловие.

"Нравиться не нравиться - терпи моя красавица!"

 С.Б. (TN)

---

Алексей Кунгуров

Просто диву даешься – какие вокруг меня теперь все эксперты-правоведы. Вот буквально всё могут обосновать, и даже номер статей конвенций, договоров и кодексов назовут. Особенно подкованы диванные всезнайки в международном праве. Не буду тратить лишних слов на оценку их умственных способностей, просто разберу некоторые популярные мифы на живых примерах.

МИФ №1. ВСЕМ И ВСЕГДА НАДО ЖИТЬ СТРОГО ПО ЗАКОНУ. Идиоты страсть как любят рассуждать о принципе верховенства права. И если, по их мнению, где-то этот принцип нарушен, значит мы имеем дело с преступлением, а преступника можно карать по всей строгости.

На самом деле существуют обширные сферы жизни, не регулируемые законом. Например, политика. Политик на самом деле не подчиняется закону, а создает правовую реальность. Право безнадежно вторично по отношению к политической целесообразности. Мое объяснение будет простым: законы регулируют общественные отношения – в этом их единственное предназначение. А вот политика общественные отношения МЕНЯЕТ, иногда довольно радикально. Соответственно старые законы, хоть их никто не упразднял, утрачивают силу по факту наступления новых реалий, а новых законов еще нет, их просто не успели написать. Новая правовая реальность утверждена явочным порядком, и она уже начинает формировать новую правовую культуру, то есть комплекс представлений о добре и зле, допустимом и недопустимом. Подчеркиваю, что речь идет именно о правовой реальности, а не о писанных законах, до которых у политиков руки дойдут еще не скоро. В законах правовая реальность лишь фиксируется, порой с большим опозданием и даже не в полной мере.

Можно ли сказать, что политик стоит над законом, может невозбранно его нарушать, а политическая сфера законом не регулируется в принципе? На этот вопрос невозможно ответить однозначно, все зависит от ситуации. В полной мере это относится, например, к политикам революционным, и к революционному периоду развития общества. Революцию невозможно совершить в рамках существующих законов в принципе. Всякий правящий класс использует закон как инструмент поддержания своего господства. По сути, он формирует такой правовой кодекс, который позволяет элите законно нарушать любой закон, а их противники, даже если они действуют строго в рамках норм права, объявляются преступниками и подвергаются наказанию.

На примере РФ это прекрасно видно. Классический пример: Путин  у власти уже третий десяток лет, хотя по Конституции – два срока, и давай, до свиданья. На всякий случай есть даже определение Конституционного суда, по которому Ельцину был заказан путь на третий срок. Но Конституцию взяли и переписали. И тот же Конституционный суд радостно подтвердил, что на третий срок идти можно. Надо будет – он  Путину и пожизненно разрешит на троне сидеть. Причем Путину  это разрешение вовсе не требуется. Это уже судьям надо как-то прогнуться перед вождем, чтобы остаться сидеть в своих уютных креслах. Это у них должна болеть голова, как же обосновать необоснуемое.

И наоборот – в отношении политических противников принято такое количество репрессивных законов, что «законно» посадить можно кого угодно за что угодно. За лайк, за анекдот, за выход на улицу без куар-кода, за держание в руках белого листа бумаги, за употребление слова «мир» в нежелательном контексте, за употребление слова «война» в нежелательном контексте. Если гражданина совсем уж не за что посадить, но посадить зачем-то надо, его можно покарать за дискредитацию, оскорбление чувств, клевету или экстремизм. Причем, что является дискредитацией или экстремизмом, определяют «на глазок» специально обученные люди в погонах, а вовсе не закон. 

Например, вы знаете, что за употребление буквы «Н» можно выхватить срок? При этом сама буква «Н» как бы не запрещена, и слово «Путин» надо обязательно писать с «Н» на конце. А вот отдельная буква «Н» - это уже экстремистская символика. Захочет этак человек-патриот написать на своем красном запорожце белой краской скрепный лозунг «На Берлин!» к 9 маю, и получается, что в тот момент, когда он «Н» уже намалевал, а «А» писать еще не начал – он государственный преступник. На него можно налетать, кидать на асфальт, ломать ребра, тащить в участок, насиловать шваброй и выписывать срок. Я нисколько не преувеличиваю. Все строго по закону, сверьтесь со списком экстремистских материалов, если мне не верите – одинокая буква «Н» признана экстремистским символом.

«По закону» вообще любой житель Скрепостана – преступник, некоторые – преступники по факту принадлежности к религии (иеговисты) или профессии. Только прикиньте, сколько преступлений совершит за раз журналист или блогер, если напишет о том, что мэр города украл миллиард и построил себе виллу в Австрии. Ну, если он просто об этом напишет, то легко отделается, максимум – набутылят материально за клевету. А вот если он приведет доказательства – фото, видео, выписки из реестра, финансовые документы мэрии и прокурорской проверки, то тут считайте сами:

- персональные данные мэра раскрыл – нарушил закон о защите персональных данных;

- фото мэра на вилле опубликовал – вторгся в частную жизнь;

- если мэр был на фото в трусах – оскорбил должностное лицо при исполнении должностных обязанностей;

- у мэра несовершеннолетние дети – нанес им психическую травму, покусившись на доведение их до самоубийства (самой попытки самоубийства может не быть, но покушение-то налицо!);

- мэр является военнообязанным, имеет воинское звание ефрейтор запаса, возглавляет призывную комиссию и гражданскую оборону – значит, дискредитируя мэра, ты дискредитируешь армию;

- опубликовал данные из финансовой отчетности мэрии – раскрыл гостайну, потому что из городского бюджета финансируются мероприятия по антитеррористической защите городской инфраструктуры, а это – секретные данные, следовательно секретной является вообще вся финотчетность городских властей.

- возбудил в горожанах недоверие и неприязнь к вороватому главе города – значит разжег рознь к социальной группе «представители власти», а это экстремизм.

- призвал горожан не голосовать за мэра на следующих выборах – призыв к экстремистской деятельности, что отдельное преступление;

- призвал вообще не ходить на выборы, потому что один хер, никаких выборов нет – опять же нарушил закон, потому что призывы к неучастию в выборах запрещены.

- создал петицию за импичмент городского головы – значит организовал экстремистское сообщество – тут вообще надо всех подписантов швабрировать, как участников преступной группировки…

Список можно продолжать и продолжать. Но что следует в данном случае заметить: детальная регламентация общественных отношений не укрепляет закон, а разрушает его вследствие накопления неустранимых противоречий (например, принцип свободы слова противоречит нормам о защите чувств и защиты государственных институтов от дискредитации), что делает исполнение закона принципиально невозможным, ибо соблюдая один – нарушаешь другой. Следовательно, закон утрачивает смысл. Избирательное же применение закона разрушает не только правовую культуру, но и правовую реальность. Если в Скрепотстане есть закон, карающий чиновника за взятку и закон, освобождающий должностное лицо от ответственности за это преступление, если оно было совершено вынужденно, то кто будет решать, кого карать, а кого награждать за одно и то же деяние?

МИФ №2. ВСЯКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НЕЗАКОННА. Это совершенно неверно! Всякая революция НАДзаконна. И чтобы это понять, нам необходимо обратиться к такому понятию, как источник права, но не в формально-юридическом, а именно в политическом ключе. Источником права может служить, например, капитал. Тот, у кого много денег – тот и заказывает музыку. Правда, лишь в том случае, если общество признает капитал источником права, причем не важно, добровольно или вынужденно. Этот источник права порождает специфический вид социально-политического устройства – олигархическую республику.

А в исламской республике Иран источником права является Коран. Но есть нюанс, как говорил Чапаев Петьке: поскольку никаких кодифицированных норм права в этом витиевато-словоблудном сочинении не содержится, существует специальный институт богословов во главе с рахбаром, которые обладают монопольным правом трактовать божью волю применительно к любой конкретной ситуации. То есть официально источник права – бог, и потому любой нарушитель закона – богоотступник. А рахбар – всего лишь проводник божественной воли. Ну, как бы.

Что же является источником права в РФ? Бла-бла-бла про Конституцию и народ мы опустим, а обратимся к той самой правовой реальности, которая единственная имеет значение: источником власти является самодержавная воля монарха, если оперировать средневековыми терминами. Но поскольку формально в стране монархии нет, наиболее точным юридическим понятием будет принцип фюрерста (Führerprinzip). Это – основной правовой механизм государственного строя нацистской Германии, который можно наиболее кратко сформировать так: «слово фюрера выше всего писаного закона». Потому государственная политика, бюрократия должны работать, свято придерживаясь этого посыла.

Фюрерпринцип, разумеется, не означал, что вообще все решения принимались одним человеком и слепо исполнялись. Во-первых, у Гитлера был аппарат, который вырабатывал и оформлял все важнейшие законодательные нормы и решения, подверстывая их под волю фюрера (тут очень важно было угадывать, что вождю понравится, а что нет). Во-вторых, на основе фюрерпринципа строилась вся вертикаль власти. Гауляйтер требовал от нижестоящих по служебной лестнице слепого подчинения своим решениям. Но эти решения он подавал, как волю фюрера. Вот попробуй возрази! У каждого  гауляйтера на столе стоит телефон, по которому раз в полгода звонит сам великий вождь и дает наставления.

Кстати, принцип фюрерства не был изобретен нацистами, главным его идеологом считается подданный Российской империи, остзейский немец Герман Кайзерлинг, оформивший на основе социального дарвинизма концепцию политического господства, согласно которой социум рассматривался, как как иерархия сообществ, где лидер каждого несет абсолютную ответственность в своей области, требует абсолютного повиновения от тех, кто ниже его, и отвечает только перед вышестоящим в иерархии вождем.

Так что в Московском четвертом рейхе модель управления – ровно та же самая, что в рейхе третьем. И даже антураж тот же. Ведь в нацистской Германии существовал рейхстаг и Гитлер даже перед ним даже «отчитывался» о своих успехах, с трудом перекрикивая несмолкаемые овации. Референдумы проходили, в том числе и по вопросу вхождения в рейх новых территорий. И Конституция в Германии продолжала существовать. Ее даже не переписывали. Просто был принят так называемый Указ рейхспрезидента о защите народа и государства (рейхспрезидентом был давно впавший в маразм старичок Гинденбург), который временно приостанавливал некоторые гражданские права, закрепленные в Конституции, и наделял чрезвычайными полномочиями рейхсканцлера. Тоже временно, разумеется, лишь до тех пор, пока угроза не будет ликвидирована.

Но именно этот указ и стал конституционной основой нацистской диктатуры, заменив собой Конституцию, на основании которой был издан. Все остальное – реализация фюрерпринципа с отсылкой к этому самому указу при необходимости (а необходимость очень скоро вообще отпала). Например, кто осмелится утверждать, что концлагеря в Германии были незаконны? Все в строгом соответствии с конституционным указом рейхспрезидента. И помещались туда люди не по приговору суда, а в результате «защитного ареста» – так именовалась практика ареста без суда и следствия политических противников режима на усмотрение чиновника гестапо или партийного босса. Те же часто руководствовались своими субъективными суждениями или доносами «бдительных граждан». По сути – беспредел, но строго формально – все по закону, потому что закон разрешал не соблюдать законы в отношении предполагаемых врагах государства. Абсурд, но, как я и говорил, правовая система – просто скучные бумаги с закорючками, значение имеет именно правовая реальность, в которой источник права – фюрерпринцип.

Это я к чему клоню: если вы видите гандона, который заявляет о себе, как о противнике путинского нацизма, но призывает бороться с ним строго в нацистском правовом поле (Яшин, Навальный, Кац, Немцов, Ройзман и прочая либеральная блядва), то будьте уверены – это путинский шнырь, озабоченный не тем, чтобы сломать систему, а исключительно тем, чтобы в нее вписаться. Именно поэтому все эти разномастные несогласные не ставят под сомнение ни правовую реальность, ни источник права – волю фюрера. Они сами строят свои «оппозиционные» сообщества на основании фоюрепринципа. Единственное, чем они всегда визгливо возмущаются – это тем, что не работают механизмы кооптациии в правящую элиту через «честные выборы».

Кстати, «честные выборы» (правильнее их называть конкурентными, ибо честность – понятие абстрактное) в политической системе, основанной на самодержавном источнике права, вполне возможны в ситуации, когда (и пока) господствующий класс неоднороден. Потом они просто утрачивают смысл, как механизм согласования интересов, поскольку согласовывать становится нечего и не с кем.

Поверьте, подобная правовая реальность сложилась в РФ отнюдь не с началом ЭсВэО или в результате конституционного переворота (великое обнуление) в 2020 г. И даже не в момент рокировки (третий срок Владимира Путина). Она изначально была такой все время существования «новой России». Дискуссионным является вопрос о том, осталась бы она прежней в случае свержения Ельцина в 1993 г., то есть в случае победы сторонников Верховного совета, или нет? Скорее всего, осталась бы. Но победа ельцинистов привела к тому, что принципы самодержавной власти оказались прописаны даже в новой Конституции.

Как определить настоящего противника путинского фюреризма, врага системы и борца за перемены? Это проще простого: он апеллирует не к нормам права, якобы нарушенным Пыней (это реально пи…дец – обвинять последователя фюрера в нарушении его же законов!), а к иному источнику права (напоминаю, что это понятие надлежит рассматривать именно в политическом, идеологическом ключе, а не в юридическом). Обычно в качестве такового источника выступает воля народа.

Понятно, что цели у конкретного революционера могут быть довольно низменными, меркантильными и чаще всего так оно и есть – он просто хочет влезть на пальму выше прочих обезьян. Но это нормально, и даже хорошо. Жажда власти – отличный стимул. В данном случае интересы общества и революционера совпадают. Общество (точнее, передавая его часть, часто – меньшинство) желает развиваться, для чего надлежит уничтожить  правящий режим, а революционер хочет власти и мечтает жить во дворце, для чего тоже нужно снести существующую власть.

Но снести-то ее можно только объявив нарушение  законов очередного фюрера добродетелью, формируя новую правовую реальность, базирующуюся на отрицании старой, опираясь на насилие. Понимаю, что либеральных неженок передергивает от слова «насилие». Однако я же не говорю, что насилие должно быть незаконным, бессистемным и бессмысленным. Нет, я как раз выступаю за систематическое осмысленное и тонко градуированное насилие. За насилие, которое совершенно законно (пусть и не формализовано) в новой правовой реальности, в которой воля народа облекается в форму революционной целесообразности.

Но мое мнение – мнение частного лица, а не политика. Мораль же сей басни такова: росианские «оппозиционеры», включая невинно посаженных страдальцев за народ, в том числе святой великомученик Леха Навальный – не противники путинизма . Они в лучшем случае противники лично Путина, потому что сами хотят стать путиным, оставив неизменными как правовую реальность, так и источник права, изменив лишь декор – сделать выборы «честными», суд «независимым», а коррупцию объявив злом и объявить всяческие права и свободы. Но печальнее всего то, что и ширнармассы, даже та их часть, что хочет поменять царя на «хорошего» с помощью «честных» выборов, категорически не желает ломать существующую правовую реальность и становится источником права.

Отсутствие в обществе запроса на перемены не означает, что они невозможны. Они неизбежны. Просто перемены произойдут либо в формате стихийной социальной катастрофы, что будет для многих очень неприятно; либо в формате внешнего управления – это унизительно для национальных чувств, но менее болезненно ли?