Дата публикации: 06.01.2025 08:50
Алексей Кунгуров
Я часто разносил в пух и прах Навального, а теперь и Навальную, Милова, Ходорковского, Певчих, Каца, Мальцева, Собчак, Гуриева и прочих спасителей отечества, отцов и матерей русской демократии, судорожно ерзающих в попытках эту демократию зачать. И всякий раз это вызывало наплыв возмущенных фанатов упомянутых лиц, которые уже который год по одному шаблону кидают мне предъявы: мол, критиковать других – ума много не надо, а ты предложи что-то взамен, раз такой умный.
НАВЕРХУ – ИДИОТЫ! Как-то даже неловко этим дурачкам объяснять, что всякая критика – это и есть предложение чего-то взамен. Если я указываю на конкретные ошибки и детально объясняю, как этих ошибок избежать – разве это не предложение альтернативы? Увы, но люди настолько отупели и разучились думать, что что-либо объяснять массовому потребителю медиаконтенту просто бессмысленно.
Ему вообще нафиг не нужны объяснения, аргументы, доказательства, возражения, исторические справки. Массовый потребитель питается эмоциями и ищет именно их. Его кумиры дарят им положительные эмоции, критики кумиров вызывают лютую попаболь и агрессию. Так что последние лет 10 я сохраняю безмятежный дзен и выражаю полнейшее презрение к такому феномену, как общественное мнение. Оно всегда есть среднее арифметического от суммы глупости всех людей.
Да, суммируется именно глупость, а не ум. Это еще более 100 лет назад подметили основоположники массовой психологии. Как метко выразился британский писатель Терри Пратчетт, «интеллект толпы равен интеллекту самого глупого ее представителя, поделенного на количество человек в толпе».
Судьба человека толпы – быть ведомым. Но поводыри-то должны обладать интеллектом, качественно превосходящим средний уровень! Особенно важно это в политике. Частенько люди, метящие в поводыри, присылают мне свои рецепты спасения мира или проекты обустройства России/Беларуси/Украины с просьбой оценить и присоединиться к их великой миссии. То, что они хотят сделать жизнь разумнее, рациональнее, гуманнее, сытнее и безопаснее – это, конечно, похвально. Но, господи, почему они настолько инфантильны, необразованны, а подчас и откровенно глупы? Кстати, чем глупее автор идеи – тем он ближе массам. Он на одной волне с дураками, а идиоты – это 99% популяции. В данном случае речь о социальном идиотизме. Я сейчас спросил у нейросети, знает ли она, что это такое. И вот что она мне ответила:
Социальный идиотизм существует как явление. Под ним понимают неспособность различать и учитывать качественные отличия изображаемой и действительной версий общественно значимых понятий, описывающих социальную реальность. Также социальный идиотизм может обозначать неумение или нежелание видеть и созидательно разрешать проблемы социального характера.
Я объяснял его еще проще: социальный идиотизм – неспособность понимать устройство и принципы функционирования человеческого общества, склонность искать простые решения сложных проблем.
Так что же получается: наши поводыри – социальные идиоты, ведущие за собой толпу восторженных дебилов? Осознав эту печальную истину, я решил им помочь и написал краткий курс принципов социального проектирования. Равноценное название – политическое проектирование, но последнее все же более узкое понятие. Социальное проектирование – это и есть технология решения проблем общества. Я бы даже сказал, что это научный метод, но понимаю, что слово «наука» сильно дискредитировано, а в социальных науках дело обстоит совсем печально.
Тем не менее, ознакомившись с мом курсом лекций, рассчитанным на неподготовленного, но любознательного и неленивого читателя/зрителя/слушателя, вы сможете ставить социальный диагноз, то есть определять недуги общества, находить их причину и оценивать перспективы различных методов решения проблемы. И, разумеется, вы легко отличите серьезного социального проектировщика от популиста-хайпожера и наивного прожектера, ведомого благими намерениям. Ведут они обычно известно куда…
Вы, конечно, спросите, откуда я почерпнул ценные сведения, которыми хочу с вами поделиться? Я бы рад их почерпнуть, но, к сожалению, никакого учебника социального проектирования не существует. По крайней мере на русском языке – точно, а это, между прочим, язык передовой социологической мысли. Так уж получилось, что итальянцы любят оперу, французы – адюльтер, а русские имеют неистребимую склонность к поискам смысла жизни, в том числе смысла жизни общественной. Им повезло (или не повезло – тут как посмотреть) жить в переломные моменты истории, остро чувствовать несправедливость бытия, а это очень стимулирует рефлексию. Поэтому по количеству видных фигур социальной философии русские, возможно, занимают первое место в мире. Хотя точные подсчеты тут, конечно, невозможны.
Есть большой накопленный практический опыт социального проекта, но он не обобщен, не осмыслен и не структурирован. Поэтому я в какой-то мере чувствую себя первопроходцем, а вы имеете возможность прикоснуться к знаниям и методам социологического анализа, которых больше нигде не найдете.
ПОЧЕМУ ЛИБЕРАЛИЗМ НЕ РАБОТАЕТ. Благие намерения спасителей отечества – это, конечно, хорошо. Но вы же не пойдете лечиться к доктору, вооруженному одним лишь позитивным настроем. Вам, наверное, очень захочется, чтобы он обладал какими-то профессиональными знаниями. А тут речь идет о лечении целой страны. И знаний для этого требуется так много, что ни один человек в отдельности ими обладать не в состоянии. И в этом случае доверять инфантильным прожектерам, чей единственный актив – популярность у толпы, в высшей степени глупо.
В чем главный технический изъян этих прожектеров, рассуждающих о переустройстве бытия? В том, что они не понимают общества, которое собираются лечить? А кто понимает? Понимание – дело наживное, оно приходит в процессе, так сказать, лечения. Или даже в процессе работы над планом лечения. Однако этого не происходит по той причине, что прожектеры не обладают даже зачатками модельного мышления, что просто исключает саму возможность понимания и оставляет лишь интуицию, как инструмент познания.
Они инфантильны и рассуждают как дети, которых спросили, что им нужно для счастья. Игрушку, как у Пети, курточку, как у Маши, собачку, кошечку, большой айпад, как у старшего братика, не ходить в школу, гулять, когда вздумается, есть мороженное на завтрак и пирожное на обед. Для ребенка такая жизнь, конечно, будет счастьем, но в результате он заработает сахарный диабет, психические отклонения. останется глупым и социально неадаптированным. Поэтому детей и лишают возможности до определенного времени принимать решения касательно своей жизни.
Общество – тот же ребенок, оно инфантильно, нуждается в опеке и даже насилии со стороны взрослых. Роль взрослого выполняет элита. Но иногда происходит сбой. Например, инфантильный тип мышления и свойственен всем без исключения представителям так называемой российской оппозиции. А еще – украинской, белорусской, грузинской. Но при этом любой русский либерал живет в святой уверенности, что он точно знает рецепт спасения отечества. И если ему дадут порулить, то он все сделает единственно правильным образом. Давайте составим список, что сделает кошерный русский либерал, взобравшись на трон, чтобы покончить с фашистским режимом в РФ и исключить скатывание в авторитаризм:
- объявит честные выборы;
- ликвидирует госпропаганду, отменит цензуру и введет полную свободу слова
- проведет федерализацию
- установит режим парламентской республики.
- откроет границы в обе стороны,
- создаст независимую судебную систему
- разработает правовую систему, во главу которой будут лежать права человека, неприкосновенность частной собственности и прочие приятные ништяки.
- создаст инвестиционный климат, благодаря которому в страну потекут инвестиции
- проведет честную приватизацию и разгосударствление экономики...
В общем либрализация, демократизация, федерализация, приватизация, парламентаризм, независимый суд, свобода слова, иностранные инвестиции – и Россия станет динамично развивающейся, стремительно богатеющей современной цивилизованной страной и ее скатывание к фашистской диктетатуре будет полностью исключено.
Казалось бы, как можно с этим спорить. Всякий, кто спорит – нацик, сталинист, империалист, шовинист, коммуняка, анархист, либертарианец, кремлевская консерва и вообще вражина. Инфантилизм характеризуется полной неспособностью к критическому мышлению. Ребенку не свойственно задаваться вопросом: «в чем я не прав?».
Но элементарный критический анализ образа Прекарасной России Будушего показывает, что ни иммунитета от фашизма или любого другого вида тирании все эти демократизации и федерализации не дают.
Германия в 20-е-30-е годы имела федеральное устройство. Это как-то воспрепятствовало приходу к власти Гитлера? Да наоборот, южная Германия, стала электоральной базой нацизма. Ладно, там можно списать все на неукоренившуюся демократию, национальную травму, вызванную поражением в войне. Но Италия-то к 20-м годам имела аж 70-летний опыт парламентаризма. Причем парламент играл действительно ключевую роль в политической системе, король был фигурой еще более номинальной, чем в Великобритании. И в войне Италия победила. Но фашистская диктатура там установилась еще раньше, чем в Германии. И как раз парламент стал инструментом фашизации страны.
Свободные выборы – это очень хорошо, но что вы будете делать, когда на них победят фашисты? Вообще, если мы бегло посмотрим на историю классических фашистских режимов 20 века, то все они без исключения вызревали как раз в условиях торжества либерализма демократии. Нет ни одного примера, когда бы черные полковники, коричневорубашечники или прочие фалангисты пришли к власти в стране, где не было выборов, парламента, политических партий, свободы печати. Как раз в несвободных странах фашистов, ставящих под сомнение власть местного короля, эмир, диктатора, хунты, давили в зародыше. Приход к власти фашистов, например, в Саудовской Аравии представить себе невозможно.
Иностранные инвестиции – тоже гуд. Китай свою стратегию модернизации строил на привлечении иностранных инвестиций. Как это способствовало демократизации? В Грузии иностранный инвестор доминирует, но политическая система демократической так и не стала, а сейчас вообще дрейфует к диктатуре.
Независимый суд? А его, например, Пиночет спрашивал, можно ли ему совершить военный переворот? А уж какой разгул свободы слова был в России конца 80-х – 90-х годах. И как это помешало скатыванию страны к тому блядству, что мы наблюдаем? Там и выборы, кстати, были вполне себе свободными. Александр Руцкой, один из лидеров антиельцинского путча 1993 года, выйдя по амнистии из тюрьмы, становится губернатором Курской области и Кремль не в состоянии это предотвратить. И федерализм процветал настолько, что власть центра в отдельных провинциях была довольно условной.
КАК МЫСЛИТЬ МОДЕЛЬНО. Вот мы и пришли к тому, что не только получить ответ на вопрос «Что делать?», но даже сформулировать этот вопрос можно исключительно в рамках модели
Модель, согласно определению, взятому из Википедии есть представление некоего объекта или явления в какой-либо форме (например, в математической, физической, символической, графической или дескриптивной), предназначенное для рассмотрения определённых аспектов изучаемого объекта или явления и позволяющее получить ответы на изучаемые вопросы.
Дескриптивные модели – это как раз область политической или социально-экономической проблематики. Дескриптивные модели носят эмпирический, описательный характер, они применяются при решении неструктурированных проблем. Например, при выборе стратегии экономических реформ невозможно точно сказать, что вот этот подход сработает, а этот – нет, просто потому, что просчитать перспективы реализации того или иного выбора принципиально невозможно. Но об подробнее ниже поговорим.
Что такое модель, я покажу на простом школьном примере. Есть две известных модели мира – геоцентрическая, созданная еще в античности, и гелиоцентрическая утвердившаяся в XVI-XVII веках. Последняя модель известна нам из школьной программы. Согласно ей в центре нашей планетной системы находится Солнце – единственная ее звезда. И вокруг нее по эллиптическим орбитам вращается 8 планет.
Геоцентрическая модель мира констатирует, что центром ее является Земля, вокруг которой по причудливым траекториям вращаются Солнце, Луна, другие планеты и вообще вся Вселенная. Можем ли мы сказать, что гелиоцентрическая модель – верная, а геоцентрическая – ересь? Нет, с точки зрения классической физики, любая точка может быть взята за неподвижную систему координат. С точки зрения человека, стоящего на перроне, он неподвижен, а поезд движется мимо него. С точки зрения человека, сидящего в купе, именно он неподвижен, а перрон стремительно пролетает мимо за окном.
Поэтому обе модели математически совершенно равноправны. Но теперь представьте, какой титанической сложности задача – рассчитать траектории движения планет вокруг Земли. Как это представить в графическом виде? Древние астрономы, тем не менее, вычисляли эти траектории с определенной точностью, рассчитывали астрономические события и в прошлом, и будущем. Но это были громоздкие, безумно энергозатратные вычисления. Для этого требовалось создание математических моделей, объясняющих, например, попятное движение планет. Еще с античности известна теория гомоцентрических сфер, решающая эту проблему.
Ту же самую задачу – высчитать дату, например, ближайшего парада планет, оперируя моделью, в которой солнце находится в центре – довольно просто. Гелиоцентрическую модель не только легко представить графически, можно даже сконструировать кинематическую модель, показывающую в масштабе времени, как планеты движутся по своим орбитам друг относительно друга. https://www.youtube.com/watch?v=WlNjzk287Yo
Более того, гелиоцентрическая модель не только механически описывает движение небесных тел, она дает еще и системное представление о принципах устройства планетных систем, позволяет понять принципы их функционирования: планеты не просто гуляют в пространстве по фиксируемым, но совершенно хаотическим траекториям, они вращаются вокруг центра масс планетной системы. Становится понятно, почему это солнце, ведь на него приходится 99,98% массы всей солнечной системы.
То есть гелиоцентрическая модель мира не только более понятна и утилитарно функциональна, она не только описывает реальность, но и объясняет ее. А модель мира, в которой земля есть неподвижная система координат – описывает, причем очень сложным языком, но что-либо понять из этих объяснений нереально и применять эту модель для изучения других планетных систем совершенно бесперспективно.
Так вот, чтобы изучать жизнь и проектировать будущее социальных систем, нам тоже нужна модель, причем не только описывающая, а еще и объясняющая законы их развития. Таких моделей на самом деле – великое множество разного уровня абстракции, сложности, охвата и универсальности.
Последнее слово – универсальность – ключевое. Дело в том, что социальные организмы очень непохожи друг на друга и в своем генезисе идут совершенно уникальными путями. Попытки как-то привести их все к одному знаменателю, используя единый критерий, потерпели неудачу. Вот, например, Карл Маркс пытался сформулировать единые законы развития человеческого общества сквозь призму экономических отношений, но в конце концов сам был вынужден признать, что его система применима лишь для анализа обществ, принадлежащих к северо-атлантической макроцивилизации. А то, что не поддавалось политэкономическому анализу по марксистским канонам, он объяснил доминированием в рассматриваемой социальной системе азиатского способа производства и предложил своим последователям изучить законы развития неевропейских цивилизаций в рамках материалистической философии.
В рамках небольшого оффтопа скажу, что на мой взгляд наиболее убедительных результатов добился в этом направлении Иммануил Валлерстайн, разработав мир-системную теорию социогенеза, согласно которой развитие любого социума необходимо рассматривать не в замкнутом контуре, а исключительно в рамках всей человеческой цивилизации, поскольку, в период XV-XVII веков мир стал глобальным, связным и развитие социальных систем стало подчиняться не только внутренним факторам, но и внешнему воздействию, то есть его надо рассматривать в системе координат объект – субъект – среда.
Ранее универсальную модель социогенеза пыталась дать религия. В качестве иллюстрации можно привести, например, христианскую концепцию царства божия на Земле. В качестве ведущего драйвера развития в ней фигурирует божественная воля, непостижимая, но всепронизывающая. Человек обладает собственной волей, но она ему дана лишь для того, чтобы постичь божий промысел и стать проводником воли господа за вознаграждение, которое он получит в загробном мире.
Поэтому, прежде чем мы будем рассуждать о лечении России, то есть приступим к формированию социального проекта, проекта развития, национальной стратегии (все эти понятия в данном случае равнозначны), разберемся с модельным мышлением.
Проектное мышление всегда модельно. Вне модели мыслить проектно просто невозможно. Есть небольшое исключение – интуитивное мышление оно не модельно, но можно сказать и так, что интуитивно мышление – пример использования неосознаваемых моделей. Скажем, у крестьян очень развита интуиция – пощупал он землю, посмотрел на небо и решил, что пора сеять помидоры, заморозков больше не будет. У него просто накоплен громадный массив эмпирических данных о климате и погоде, но эти знания несистемны, то есть рассудочно оперировать ими он их не в состоянии. А неосознаваемые мыслительные потоки – это и есть то, что мы называем интуицией. Поэтому все, что касается интуитивной модели принятия решений, мы пока оставим за скобками, потому что занимаемся системным анализом, а не ищем способ словить озарение.
ЧТО ТАКОЕ СИСТЕМНАЯ СЛОЖНОСТЬ. Я попытался сформулировать предельно абстрактную и общую модель социогенеза, обладающую абсолютным универсализм, и, возможно, мне это удалось. Свои соображения на сей счет я изложил в книге «Конец эпохи Путина», написанной, пока я по ШИЗО гостил в путлаге. К сожалению, конец книжки с обобщениями пропал где-то в недрах оперского стола, но тезисно я сейчас изложу модель, в рамках которой будут делаться все последующие рассуждения и построения.
Социальная система – коллективный субъект, обладающий собственной волей. Видов социальных систем великое множество.
Пример: государство – одна из высших форм социальных систем. Она довольно неплохо изучена и описана. Сейчас активно развиваются более сложные надгосударственные национальные системы – например европейское сообщество, как самая большая в истории человечества конфедерация. Транснациональная корпорация (ТНК) – еще один образец устойчивой социальной системы. Католическая церковь – тоже социальный субъект, имеющий собственную волю. Племя, тейп, религиозная или коммунальная община – примеры микросоциальных систем, существующих как автономно (например, дикое племя охотников в лесах Амазонии), так и в рамках социального макроорганизма.
Социальная система обладает жизненным циклом – она рождается, развивается, переживает расцвет, упадок и часто гибнет. Но не всегда. В отличие от биологического организма социальная система может прекращать свое функционирование не только в результате гибели, но и в результате перерождения. То есть обретая принципиально новые свойства, цели развития, она как бы заново рождается, начинает новый жизненный цикл в новом качестве. Смерть – это прекращение развития, перерождение – продолжение развития в новом качестве. Это как метаморфоз, превращающий гусеницу в бабочку. Гусеница перестает существовать, но не умирает.
Воля любого социального организма выражается в стремлении жить вечно. То есть высшая цель социальной системы – повышение своей жизнеспособности.
Для этого нужны ресурсы, которые всякая социальная система стремится аккумулировать. Ресурсов мало и всяк их норовит заграбастать. Чтобы преуспеть, она должна обладать чем? – конкурентоспособностью по отношению к другим системам в борьбе за ресурсы. Общества, проигрывающие борьбу за ресурсы, теряющие конкурентоспособность, погибают. Например, становятся частью и растворяются в более конкурентоспособных системах. Иногда сохраняются на субсистемном уровне, как культурно-историческая общность в рамках большого сообщества. Скажем, Шотландия не является суверенной страной, как раньше, а шотландцы – политической нацией. Но британская нация, частью которого являются шотландцы, сформирована в том числе благодаря их усилиям.
Конкурентоспособность социальной системы выражается в способности к опережающему развитию. Если ты развиваешься быстрее, то осваиваешь даже те ресурсы, что принадлежат твоим конкурентам. Они просто не в состоянии использовать их для собственного блага.
Пример: индустриальное общество накапливает ресурсы быстрее, чем традиционное аграрное. А аграрное – быстрее, чем первобытное, которое практически не имело способности накапливать ресурсы. Мясо ведь впрок не заготовишь. Более развитые социальные системы аккумулируют у себя ресурсы, необходимые им для повышения своей жизнеспособности. НЕ захватывают! Захват ресурсов уже в условиях развитого индустриального общества просто утратил смысл. Возьмем примитивный пример природных ресурсов.
По производству топливного урана Казахстан – первый в мире с долей рынка в 45%. На втором месте – Намибия, которая покрывает 12% мирового потребления. Но Казахстан не обладает ни мощностями по обогащению ядерного топлива, ни атомными электростанциями. Ресурс как бы есть, а толку от этого никакого. Остается единственный путь – продавать урановую руду более развитым странам, прежде всего – соседней России: в одну сторону идет руда, в другую – деньги.
Но в Казахстане энергодефицит, поэтому на эти деньги страна покупает российскую электроэнергию, произведенную на АЭС с помощью топливных стержней, изготовленных из казахстанской урановой руды. Таки образом у более развитой страны есть и топливо, и мощности по его обогащению, и атомные электростанции, и деньги, потраченные на урановую руду, вернулись обратно в качестве платы за экспортированное электричество. Пример утрированный, не буем сейчас вычислять на сколько казахи продали урана, а на сколько купили электроэнергии (понятно, что продают они больше), я просто показываю сам принцип, согласно которому более развитое общество аккумулирует ресурсы.
А что есть развитие? Развитие – это накопление системной сложности
Системная сложность – ключевое понятие в рассматриваемой модели. Это, если представить социальную систему в виде компьютера, будет комбинация мощного железа и навороченного софта. Чем более производительный компьютер – тем выше его системная сложность – больше транзисторов, светодиодов, больше ячеек памяти, выше энергопотребление, более пропускные каналы связи. Соответственно, мощная ЭВМ производит в единицу времени больше полезной работы. Важный момент: не стоит путать сложность и громоздкость. Первые ламповые ЭВМ действительно, были громоздкими, занимали несколько больших залов и требовали большое количество обслуживающего персонала. Но при этом они были примитивными и малопроизводительными.
Уровень системной сложности есть главный критерий жизнеспособности социального организма. Наглядно я могу показать это на примере предприятия. Представим себе промышленное предприятие, например, деревообрабатывающее. Оно производит, скажем, МДФ-плиты для мебельной фабрики на $10 млн в год. С точки зрения рыночной экономики нужно производить максимально много одного вида продукции. Тогда и рентабельность выше. Скажем при выручке в 10 млн чистая прибыль – два миллиона.
Но жизнеспособность у такого предприятия критически низкая. Что, если мебельная фабрика, потребляющая полуфабрикат, сгорит? Или она найдет более выгодного поставщика. Или мода на мебель из МДФ пройдет. Есть и вариант, то мебельная фабрика организует у себя цех по производству древесноволокнистых плит, и нужда во внешних поставках отпадет.
Поэтому сложное диверсифицированное предприятие, производящее несколько видов продукции, боле живучее, даже если рентабельность его вдвое ниже, то есть всего 10%. Помимо МДФ-панелей это может быть фанера различной номенклатуры, ДСП, клееный брус или даже готовая мебель. Такое предприятие работает не в интересах единственного клиента, а удовлетворяет потребности частного потребителя, розничной торговли, строительной индустрии. Если в одной нише спад, ресурсы предприятия перераспределяются в пользу того направления, которое сейчас наиболее востребовано. Но диверсифицированное предприятие сложнее как технически, так и организационно.
Общество с высокой накопленной системной сложностью имеет более развитую, диверсифицированную экономическую систему. Есть отрасли, которые могут существовать исключительно в экономике высокого уровня сложности. Например, атомная промышленность (как мирная, так и военная), авиастроение, космическая индустрия – это примеры так называемых предельных технологий для текущего индустриального уклада. Есть всего несколько стран, достигших столь высокого уровня развития, что они способны осуществлять космические проекты.
Даже, слово «страна» тут не очень подходит – правильнее будет сказать – «сложная социальная система», потому что в ЕС космические проекты не национальные, а общеевропейские. Так и Эйрбас – это не продукт одной фирмы, одной страны. В этом конгломерате производственные цепочки распределены по всей Европе. Кооперация между примерно пятью тысячами предприятий есть очень высокий показатель системной сложности.
С точки зрения экономики, чем сложнее продукт – тем выше добавленная стоимость труда, выше продуктивность экономической системы. С точки же зрения обывательской логики выгодно качать нефть и получать марж в виде 70% в виде ренты. В то время как рентабельность авиастроения – ну, грубо говоря, 20%. Есть, однако, нюанс: чтобы обслуживать нефтяную качалку, требуется 15 человек, включая трех манагеров в московском офисе. А в производстве одного авиалайнера заняты сотни тысяч человек. Они имеют доход, содержат свои семьи, платят налоги, за счет которых существует государство, создают платежеспособный спрос. В конце концов они же и летают на этом самолете, принося прибыль авиакомпании, которая заказывает все новые и новые лайнеры. Вот так работает экономический мультипликатор в сложных системах.
А рентная экономика имеет высокую маржинальность – с этим я не спорю, но она примитивна, обладает низким уровнем системной сложности. Как следствие – низким уровнем добавленной стоимости труда. То есть в барреле нефти стоимость труда – 5%. Стоимость труда в цене самолета – 70%. Поэтому сырьевая экономика может сделать владельца нефтяного месторождения баснословно богатым, но население нефтяной страны будет в этом случае нищим, а ее экономика – отсталой. Нигерия – вот весьма наглядный пример.
Мой критерий оценки жизнеспособности социальной системы – уровень накопленной системной сложности. Понимаю, что это все еще звучит очень абстрактно, поэтому давайте зайдем с другого конца и попробуем принять другой универсальный критерий – уровень достатка. В обывательском сознании только то устройство общества легитимно и жизнеспособно, что обеспечивает высокий уровень потребления. Мол, что с того, что СССР был страной с очень высоким уровнем накопленной системной сложности – там еда была по талонам и кружевного белья не было, и вообще совок сдох – туда ему и дорога. Системную сложность, дескать, на хлеб не намажешь.
Вообще-то советский проект рассыпался как раз по причине отказа от накопления системной сложности, и только по этой причине. Об этом ниже расскажу. А пока попробуем применить показатели потребления в качестве критерия жизнеспособности.
Если мы будем оценивать западные страны, то, с одной стороны, все логично: там экономики, базирующиеся на добавленной стоимости труда, обладающие высоким уровнем системной сложности, которая конвертируется в высокую продуктивность национального хозяйства и обеспечивает гражданам высокие доходы. Но даже на этом этапе мы сталкиваемся с явными парадоксами. В США высокий уровень жизни, подушевой ВВП по ППС – $70 тысяч. Качество жизни уже, мягко говоря, не очень, но тоже существенно выше среднемирового.
Притом Люксембург – маленькое герцогство в Европе – решительно превосходит США по обоим этим показателям. Но мы не видим в экономике или политической надстройке Люксембурга никакой выдающейся системной сложности. Зато видим просто бешеный рост. Если в 1980 г. душевой ВВП по паритету покупательной способности был на уровне $15 тыс., то в 2022-м достиг $146 тыс. Рост чуть не в 10 раз в пределах трудовой карьеры одного человека. Потому МРОТ в Люксембурге – 2571 евро. Меньше там платить запрещено. Это, на минуточку – больше 292 тысяч рублей по сегодняшнему курсу или, специально для украинских читателей/зрителей – почти 113 тысяч гривен.
Раньше экономическая мощь Люксембурга имела понятный и зримый базис – сталелитейную промышленность. Компания Arcelor – одна из крупнейших сталелитейных компаний мира (была). В 1997 г. в Люксембурге была погашена последняя доменная печь. Теперь там плавят только металлолом и только в электропечах. Баловство, короче. Особенно если учесть, что все энергоносители в страну импортируются, своих источников нет.
Ответ прост: Люксембург – международный банковский центр, скажем так, офшор для белых людей. На 670 тыс. населения там действуют представительства более чем 200 только крупных мировых банков. В свое время Люксембург был центром концентрации прибыли Газпрома. Так что говорить о системной сложности экономики этой микроскопической монархии мы не можем, но денег там – куры не клюют. Однако мы легко можем допустить, что крупный мировой финансовый кризис подрубит офшорную банковскую экономику под самый корешок. В любом случае мы четко видим, что уровень системной сложности и уровень достатка населения напрямую не связаны. На показатели благосостояния часто влияют совершенно случайные факторы.
Идем дальше и поглядим на другую маленькую монархию – Кувейт. Там уровень жизни еще выше люксембургского. Нефтяные доходы столь огромны, что население вообще не обязано работать, оно получает пожизненную ренту. Об уровне зарплат можно судить по уроню доходов бюджетников: директор школы получает $18 тыс. в месяц. В частном секторе зарплаты еще выше. При этом экономику уже можно назвать примитивной – она держится исключительно на добыче черной жижи.
Соответственно и жизнеспособность социальной системы крайне низкая. Выше я на примере деревообрабатывающего предприятия показал, что малый уровень системной сложности делает его уязвимым и может привести к гибели просто в результате случайного стечения обстоятельств. Что касается Кувейта, то эмират снова станет дном мира, как только иссякнут запасы нефти или упадет спрос на нее вследствие декарбонизации крупных экономик мира. В этом случае объемы потребления нефти, конечно, не снизятся, но рынки сбыта ископаемого топлива сместятся в Африку и Индию – а там с платежеспособностью дело обстоит не лучшим образом, то есть нефтяные сверхдоходы уйдут в прошлое раньше, чем закончится нефтяная эра. Да и в текущих условиях не все так уж радужно. В 2007 г. душевой ВВП Кувейта по паритету покупательной способности составлял $77 тыс., а в 2020-м – только $47 тыс.
А теперь рассмотрим такую страну как КНДР: там ВВП по ППС составляет $1.5 тыс. Номинальный – еще ниже. То есть это одна из беднейших стран мира, но при этом, как ни парадоксально, она имеет довольно высокий уровень системной сложности экономики, что и делает ее жизнеспособной в экстремальных условиях. Я, конечно, не хочу сказать, что это пример для подражания. Нет, это всего лишь иллюстрация того, что показатель достатка не является мерилом жизнеспособности социальной системы в принципе. Кувейт при всем своем богатстве перестал существовать за сутки после вторжения Ирака, а снова воскрес только в результате вмешательства внешних сил. И лишь потому, что ведущим экономикам мира нужна была ближневосточная нефть, иначе бы на оккупацию Саддамом небольшого эмирата в пустыне просто не обратили бы внимания. Например, Китай до сих пор оккупирует такое государство, как Тибет (оно существовало де-факто несколько десятилетий) – и кому до этого есть дело?
Таким образом еще раз констатирую: уровень системной сложности есть ключевой и универсальный критерий оценки жизнеспособности социальной системы. Да, соглашусь, здесь возникает противоречие с интересами индивида, нуждающееся в разрешении. Напомню, что социальная система обладает собственной волей, субъектностью, и ее интерес – обретение максимальной жизнеспособности. Ну это известное противоречие между интересами государства и общества, интересами общества и индивида, государства и индивида.
Индивид не хочет умирать, но государство одевает его в сапоги, дает в руки берданку и отправляет на мясной штурм, потому что государству, а это понятная всем форма существования социальной системы, нужно выжить в условиях конкурентной борьбы с другим государством, которая протекает в форме войны. Война, кстати – высшая форма конкуренции социальных систем. Речь не только о горячей войне, это не самая популярная ныне форма соперничества за ресурсы. А вот экономическая война – это можно сказать, естественная форма существования в условиях мировой капиталистической системы. Рыночная конкуренция – это борьба на уничтожение между хозяйствующим субъектами. И даже сами индивиды конкурируют друг с другом за рабочие места.
ТЕОРИЯ ЭЛИТ. А где, собственно, хранится эта сущность – системная сложность, в чем он выражается, где концентрируется? Она везде и во всем – в экономике, системе образования и соцзащиты, науке, культуре, быту. Но высшим воплощением системной сложности социального организма является контур управления. Он, собственно, профессионально производит эту самую системную сложность, он отвечает за ее концентрацию. Это и есть тот самый хард, если мы сравним социальный организм с компьютером, а софт – социальный проект. Вопрос, что важнее, в данном случае не стоит – одно без другого не имеет смысла.
И, кстати, этот образный пример еще раз показывает, почему социальный проект без доступа его обладателя к ресурсам ничего не стоит. Представьте, что у вас есть на флешке супермощная программа, но нет компьютера, чтоб ее запустить? Ее практическая ценность в данном случае абсолютно нулевая. Так и в случае с социальным проектом. Без доступа к власти он не стоит ничего.
(Продолжение следует)
