Итак, давайте знакомиться.
С сентября 2022 года я живу с позывным. Мой позывной – «Горыныч». Я - доброволец, как и четверо моих сыновей.Когда была объявлена частичная мобилизация, мы приняли решение идти на фронт.Мы не стали осуждать тех, кто выехал из страны.
Мы не стали осуждать тех, кто по тем или иным причинам остался дома.
У каждого своё - так же, как и у нас.Наши деды и прадеды прошли через все войны, выпавшие на их долю. И так случилось, что и в нашей жизни - как бы ни мечтали наши деды, чтобы нас не коснулась война - война пришла и в наш дом, поэтому в сентябре 2022 года мы собрались и поехали.Всё началось с того, что всеобщая паника, неразбериха и хаос были настолько всеобъемлющими, что мы больше двух недель ходили от одного военкомата к другому и никак не могли попасть ни в одну группу, но при этом мы наблюдали такую удивительную картину: с улиц приводили - фактически силой - пойманных людей. За руку приводили. Заставляли расписываться в повестках. Можно сказать, «забривали» силком.
На мои вопросы: «что происходит?», «почему мы не можем, а этих людей вы забираете против их воли?» - военкомы, все как один, разводили руками и говорили, что они ничего не могут поделать.
Была паника, была неразбериха, был хаос.
В итоге мы приняли решение и отправились через Батальон А…На тот момент новости о нем лились практически из каждого утюга.
По приезде нас достаточно хорошо встретили: оформили практически сразу же. Единственная загвоздка в нашем случае была в том, что я был с сыновьями, и собралась комиссия, чтобы вынести вердикт: могут ли они взять и отца, и сыновей.
По итогу решили, что могут, ведь мы же добровольно.Две недели мы провели в подготовительном лагере.
Откровенно говоря, хоть инструкторы и старались сделать всё, что они могли на тот момент, но подготовка была слабая… Да подготовка была слабая - её было просто недостаточно, её практически совсем не было. Время было такое, что надо было скорее-скорее отправлять, борт за бортом, на фронт.
И уже где-то через десять дней два борта с нашим призывом в количестве двухсот человек вылетело на территорию СВО.Конечно же, мы не напрямую летели. Мы приземлились в одном из южных городов на военном аэродроме.
И тут начался первый для нас шок…Еще будучи в подготовительном лагере, мы как-то сработались, разбились на расчеты, на отделения, на взводы.
У каждого взвода был свой командир, каждый командир знал своих подчиненных в лицо: и их способности, и их особенности, а солдаты знали своего командира.
На аэродроме, после выгрузки, взводные начали выстраивать личный состав для погрузки в транспорт, но прибывшие за нами военные с криками и максимальной суетой погнали в сторону стоящих неподалеку военных УРАЛов - началась неразбериха.
Командиров, назначенных в подготовительном лагере, никто уже не слышал и не слушал, так как над всем этим сборищем людей стоял какой-то один протяжный вой: «Бегом, бегом, бегом, бля, в машины».
Мы хватали рюкзаки и баулы - кто какой успел.
Перед каждым УРАЛом стоял боец и также безумно орал: «В машину, бля, быстро, быстро! По двадцать человек! Бегом, бегом!»
Погрузка происходила настолько хаотично, что в итоге слаженные отделения и взводы оказались разбиты максимально, и личный состав оказался кто где.Мы перестали быть слаженным механизмом. Мы практически стали толпой, если не сказать стадом.Почти сорок минут мы стояли на месте. Никто ничего не понимал, никто ничего не объяснял.
Бойцы потихоньку, а потом и массово, стали выпрыгивать из машин: кто в туалет, кто перекурить.
Я понял, что пока у нас возникла какая-то пауза, надо действовать, и принял решение тоже начать просто орать, орать на тех, кто приехал за нами и так безобразно организовал посадку.И вы знаете это подействовало.Ором я добился того, чтобы два моих взвода рассадили так, чтобы все держались вместе.
Перегрузили людей, вещмешки, и тут наконец прозвучала команда «по машинам!», и мы начали свой путь...Для большинства из нас он стал последним, но мы тогда еще этого не знали.Колонна двигалась на максимальных скоростях. «Границу» и пункт пропуска мы пролетели фактически по полю, оставив в клубах пыли стоящую очередь из гражданских авто…Уже на закате мы, проезжая окраины Мариуполя, видели в откинутые тенты, что осталось от этого города.Наступила ночь. Ночи там чернее черного, не видно абсолютно ничего – даже лицо рядом сидящего нельзя было рассмотреть.
Ехали мы еще час-полтора, начало казаться, что водители просто заблудились: мы то съезжали куда-то на обочины, то снова выезжали на трассу и начинали гнать. Как потом выяснилось, нас привезли под Марьинку и раскидывали по частям и по ротам.
Просто останавливалась колонна из первых машин, забирали хаотично бойцов в нужном количестве, и мы двигались дальше.
Сначала мы возмущались, мол, и сумки тех, кого забрали, остаются у нас в машинах, и вообще, почему так распределяют? Но дальше понемногу стало приходить безразличие к происходящему.
Единственное, что меня хоть немного успокаивало, так это то, что парни, с которыми мы проходили учебку, и мои сыновья со мной.С этого дня всё изменилось.
Как говорится, на жизнь «до» и на жизнь «после».Жизнь «после» для нас началась сразу же после того, как мы выгрузились из этих УРАЛов.
Да, мы ожидали всего, мы, можно сказать, морально пытались подготовиться к тому, что нас может ожидать, но в итоге всё оказалось в десятки раз не так, как представлялось.Ту часть, которая при погрузке смешалась и осталась без командиров, просто вывезли в поле, дали лопаты и сказали копать траншеи и блиндажи. Несколько ночей они спали в канаве вдоль посадки. Все, что было в вещмешках из провизии, воды, сигарет и одежды - это единственное, что у них было и… лопаты.
А время было к осени, как раз сезон дождей, несмотря на это, неделю парни окапывались.Вторая часть - та в которой оказались мы (может быть, нам и повезло больше, но это как посмотреть).
Нас заселили в полуразрушенное какое-то помещение полуразрушенного цеха, в которым был бетонный пол и стены с огромными зияющими глазницами выбитых оконных рам - все остальное отсутствовало, а крыша протекала так, что даже просто чисто технически не могла считаться крышей.Когда нас завезли в это помещение, как оказалось, в нём уже лежали обессиленные бойцы: кто-то был ранен, кто-то уже просто вымотан физически и морально.
Бойцы, пришедшие со штурмов, и мы - новобранцы - размещались кто где мог: кто-то вжимался между уже лежащими бойцами, кто-то прикорнул около стеночки, кто-то пытался что-то придумать, что бы перекусить.
И тут раздалась команда «стройся!»Мы, бегом выскочив на улицу кто в чем, построились.
Темнота, ничего не видно, команда «налееее-во, шааа-гом – марш!»
В темноте, натыкаясь на впередиидущего, мы двигались, как стадо, за тем старым солдатом, который впоследствии стал для нас отцом-кормильцем в прямом смысле этого слова, который с тусклым потайным фонариком повел нас куда-то.
Метрах в ста показался свет электрической лампы, и мы направились в её сторону.
Как оказалось, это была, так называемая, кухня и место приема пищи. Грубо сколоченный стол, куча хлама, каких-то костей, объедков и очень много грязной немытой посуды. Очень много – это когда рота несколько раз оставила после себя много грязной посуды - примерно так было много. Огромные чаны, в которых плавали объедки, жир и какая-то непонятная субстанция.
Поступила команда разделиться: часть - убирает, часть - моет посуду, часть - добывает дрова, часть - отправляется за водой…
Уже под утро, кое-как приведя в относительно божеский вид место приема пищи, мы снова забились в этот промозглый насквозь сырой цех, в котором, помимо всего прочего, совсем обессиленные справляли малую нужду, даже не вставая с лежанки, которой служили туристические коврики-пенки. Это была жесть...
Вот как-то так прошел остаток ночи.
С самого утра приехал комбат. Было общее построение, и нам объявили, что мы поступаем в распоряжение батальона «А», но что с нами делать, никто не знает, так как пополнение у батальона «А» впервые, поэтому каждый из нас, как доброволец, будет присоединен к штурмовым группам, а пока они попытаются решить, чем нас кормить, во что одевать, ну, и чем вооружить...Комбат уехал, а вопросов остались вагон и маленькая тележка.Нас разделили на взводы, распределили по ротам.
Новый ротный, в распоряжение которого мы попали, объяснил буквально на пальцах, что «тут вам - не там» и предоставил нас самим себе.Три последующих дня пролетели как в каком-то колесе хомяка: нас постоянно подрывали, давали какие-то указания, приказы и распоряжения, не объясняемые ни логикой, ни обстоятельствами.
В итоге мы начали откровенно забивать на все эти команды и приняли решение самоорганизоваться.Первым делом привели в более-менее человеческий вид помещение, где нам предстояло жить.
На выход из территории базы в населенный пункт изначально был запрет, потому что у нас не было оружия, поэтому из вооружения у кого-то был нож, кто-то взял палку. Из всего, что попадалось в кучах хлама на территории, мы пытались организовать свой быт.Немного отступлюсь: добровольцы - это люди, которых вы встречаете в метро, на улице, в очереди в «Пятерочке», во дворе. Мужчины от 20 до 70 лет.
Собираясь на СВО, каждый из нас обулся и оделся по своему вкусу и усмотрению. Никто не знал, что на самом деле будет необходимо, поэтому, когда мы собирались в количестве больше трех человек, вид у нас был и удручающий, и какой-то даже пугающий…Так и ходили банда бандой.
Кто как мог и чем мог почистил свое оружие: кто-то уже успел где-то раздобыть гранат, кто-то патроны к автомату.
Мы оставались той же голоштанной бандой, но уже приобретали максимально «Апасный» вид, как нам тогда казалось. ))
С самого утра началась какая-то нервная суматоха, наши, так сказать, товарищи почему-то очень старательно и по-братски отдавали нам свое последнее: каски, бронежилеты, дополнительные магазины.
Как выяснялось несколько позже, нас готовили на штурм… то, что штурмовать надо будет врага, мы понимали на каком-то прям примитивном уровне, но как, когда и где - никто не понимал, и никто не объяснял.
Над всей этой безобразной суматохой выделялась только одна более-менее ясная задача - раздобыть белый скотч и намотать на руку и на ногу.
Где брать скотч, никто не понимал. Все носились с этой единственной, кажущейся спасительной, идеей, буквально как куры. Её важность была такой, словно от этого зависит успех нашего штурма.
Наконец-то откуда-то привезли скотч.
Несколько раз принималось решение, что скотч на ноге должен быть справа, а на руке - слева, но потом оказывалась, что наоборот, и всех заставляли менять положение скотча. Как итог - все намотали кто-куда, и скотча больше не осталось.
Забив на все это, стали грузиться в «мотолыги» (МТ-ЛБ - многоцелевой транспортёр-тягач, лёгкий бронированный «Объект 6», «мотолыга»).
На ухабах и воронках, куда мы то и дело попадали, несясь на ней на передовую, нас утрамбовывало так, что мы превращались в какую-то банку тушенки на колесах…
Во-первых, это была наша, так называемая, линия обороны и то место, куда мы прибывали перед началом штурма. Оно еще делилось на «Кошмар 1» и «Кошмар 2».
Во-вторых, ранее это были вражеские окопы и блиндажи, в которых они просидели несколько лет, и все это время там копились отходы их жизнедеятельности.
Но что-то пошло не так, и мы подзадержались на несколько месяцев, но, так как изначально победоносных планов никто не отменял, то и приводить занятые нами остатки укреплений в нормальный вид, никто не собирался.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 2.
Буквально как в анекдотах про Чапаева и его карту с картошкой.
Типа «там перед нами» и «примерно вот так» (нарисовав буквально на листе кружочки, обозначающие огневые позиции врага, стрелками показав, как наши группы должны двигаться под перекрытием брони работающих с нами танков, как на двух БТР, буквально в тыл врага, высадится десант, что там от силы 3-4 огневых точки и 3-4 человека). Подытожив этим аргументом, пришли к умозаключению, что поэтому у нас на все 5-10 минут.
-Наша задача такая: вы идете по правому флангу, вторая группа - по левому флангу, десант высаживается вплотную у позиции противника. В этот момент мы все уже должны по флангам подойти к позиции врага и, объединившись в один кулак, молниеносным ударом снести к чертям собачьим эту нечисть. Берете первую позицию, потом сразу же, не дав опомнится врагу, вторую, потом, объединившись с остальными группами, помогаете взять третью и четвертную. Все ясно? Вопросы есть?
Вопросов нет.
Мне, как командиру штурмовой группы, которой предстояло идти по правому флангу, разрешили сфотографировать план нашего победоносного наступления, но дали приказ в случае угрозы моего пленения съесть его или еще каким-нибудь способом уничтожить, чтобы ни при каких обстоятельствах враг не заполучил наши планы. Напоследок дали совет:
-Когда будете двигаться за танками, имейте в виду, что враг коварен. Зная, что за танком – солдаты, они стреляют под танк, чтобы попасть по ногам… А сейчас марш-бросок 800 метров вперед, потом заходите в лесополосу и двигаетесь в строну сто четвертой позиции, там все собираетесь в центральном блиндаже, дальше поступаете в командование командира с позывном «ХХХ» (скрыто, примеч. автора), покажете ему фото с планом наступления. Он вам объяснит, как действовать дальше.
Разбили на пятерки, нагрузили еще дополнительным БК, каждому дали по две «мухи» (РПГ-18) и по одному огнемету, и мы погнали, если так можно назвать темп нашего передвижения, навьюченные до состояния пакистанского осла, вперед. Вдогонку заботливо прокричали:
-Только держитесь тропы, а то тут вокруг все заминировано…
Если первые метров 500 тропа еще была тропой, то после того, как мы вступили в лесополосу, уже перестало быть понятным, вообще в том ли направлении мы идем.
https://vk.com/video-222376229_456239033
Тропой там можно было назвать все, что угодно. Сожженная лесополоса, переломанные и срезанные осколками остовы деревьев, словно скелеты, взрытая земля, всюду разорвавшиеся вперемешку с неразорвавшимися снарядами, гранты, гильзы - в таком количестве, будто их свозили сюда с нескольких полигонов. Обрывки одежды, торчащие из земли берцы - или остаток ног в берцах? - спальных мешков, каких-то кусков непонятно чего, но вызывающих сильные приступы неприятного и липкого осознания, что ты приперся в самое лоно смерти.
Шли на звуки стрелкотни, разрывов снарядов и мин. Дошли до подбитого и сгоревшего нашего танка - зрелище удручающее...
Постояли, собравшись в кучку, закурили. Вдруг откуда-то раздался свист и окрик:
-Эй, вы что, дебилы? Что в кучу собрались?! Тут снайпер работает! Бегом, нахер, в окопы!
https://vk.com/video-222376229_456239034
Мы было рванули на голос – где-то раздался звук очень впечатляющего выстрела - мы все инстинктивно упали, через какое-то время снова послышался голос:
-Парни, по одному, перебежками, как можно ниже к земле. Не кучкуйтесь, иначе он вас всех положит.
Так, перебежками, мы преодолели эти 15-20 метров и попадали в окоп. Там нас встретили наши замаскированные наблюдатели. Особо не церемонясь, показали направление с напутствием:
-Пилите дальше, вам туда…
Дальше пришлось пробираться по окопу полу-боком, постоянно задевая какие-то куски чего-то торчащего: за корни, за остатки блиндажей, пробирались по остаткам того, что раньше было живой силой врага. Все раздражало: мухи сползали, тройной БК оттягивал руки и спину, каска постоянно сползала на глаза. Грязь местами почти по колено засасывала как в болото. Это была смесь земли, глины, человеческих останков, органических отходов жизни солдат в окопах - все это было вязким, зловонным и непроходимым.
Мы перли, словно в каком-то жутком сне, который каждый из нас хоть раз, но видел: это когда ты должен бежать, а все происходит максимально медленно, но только с тобой, а остальные бегут и очень быстро.
Пытаясь в очередной раз вырвать ногу, то один, то другой из нас оставался в лучшем случае с полу-оторванной подошвой, в худшем - с оставшимся в этой субстанции ботинком...
В мозг вкралась и тут же начала пульсировать на полную катушку мысль: «А как тут воевать??? Что делать, если сейчас, вот, прям сейчас, противник пойдет в наступление?»
Мы были подобны мухам, вляпавшимся в липкую ленту ловушки, но еще, вдобавок к этому, по грудь в остатках окопов, да так, что не развернуться, не взять на изготовку оружие.
В таком темпе мы продвигались почти час.
Наконец, прибыли к указанным траншеям и начали искать тот самый центральный блиндаж и бойца с позывным «ХХХ».
Всё это время разрывы мин и снарядов были постоянными и не так близко, но внезапно начали бить прямо по нам.
https://vk.com/video-222376229_456239035
Засвистели осколки. Щепа разбитых бревен от накатов полетела, как стрелы. Нас начало засыпать кучами земли.
https://vk.com/video-222376229_456239032
Кто-то потянул кого-то то в яму, так называемую «лисью нору», кто-то просто бухнулся на дно окопа. Минут пять шла плотная артобработка со стороны противника. Били, дождавшись нашего подхода, постепенно прилеты стали реже. Мы начали вылезать кто откуда, с некой бравадой орать в сторону врага: «Косые… Хрен вы нас возьмете!» - и все такое и показывать неприличные жесты в их сторону.
https://vk.com/video-222376229_456239031
Наконец, нашли того самого, кто должен нам был все объяснить. Как выяснялось, он и сам толком не знал, что да как, решили дождаться подхода еще одной группы и потом дождаться обещанных командованием танков начать штурм чего-то там впереди, где врага, по мнению нашего командования, было не больше 3-4 человек, после которого мы, соединившись флангами, должны были резко начать штурм следующего укрепления, а так как он был уже более серьезным, нам начали объяснять, зачем на нас навесили такое количество мух. После захвата этого укрепления нам предстояло сделать бросок в сторону еще на 300 метров по открытой местности и вступить сходу в бой и, как можно более массивней, подавить врага, открыв стрельбу из гранатометов и огнеметов, причем, как это делать на бегу в траншеях, никто походу не знал даже из бывалых, иначе бы этот бред не пришел в голову никому.
Забегая вперед, скажу: случись все по плану и начни мы штурм второго укрепления, мы бы поубивали и подожгли друг друга этой тактикой массированного огня изо всех имеющихся гранатометов и огнеметов, а враг бы, посмеиваясь, снимал весь этот дикий цирк в нашем исполнении на телефоны…
Настал момент истины. В эфире прозвучало:
-ХХХ, прием!!! 10 минут готовность! После работы танков сразу начинаем штурм!!! Как принял? Как принял?
Боец с позывным «ХХХ» доложил в рацию: «Плюс».
С этого момента мы знали: в радиоэфире это означает «принял».
Тут мне пришла в голову элементарная мысль, которую я озвучил сразу же:
-А у нас что, одна рация???
Повисла тишина, и все стали оглядывать друг друга с какой-то глупой надеждой, что кто-то заботливый повесил набор раций для всех на кого-то из нас, но забыл предупредить.
Рация была одна…
Послали одного из бойцов на соседние позиции за рацией, а пока суть да дело стали судорожно думать, как наладить связь между штурмовыми группами, нашли три гражданских рации, которые были у добровольцев с собой, с грехом пополам настроили их между собой на общую волну, и условились, что ввиду того, что эти три рации никак не связаны с той, по которой работает в эфире командование и корректирует штурм, что сигналы штурмовикам будут подаваться при помощи почтовых голубей, старой испытанной индейской системы дымов и посылаемых на поле брани курьеров.
Все стали с напряжением вслушиваться, ожидая подхода танков. Звуков приближающейся бронетехники не было, эфир молчал. Через некоторое время вернулся боец, притащив еще одну рацию. Послышался звук приближающегося танка. Наблюдатель доложил, что, да, в нашу сторону движется техника, но почему-то в количестве одной единицы.
«Остальные, наверное, задерживаются» - практически вслух подумали все собравшиеся в блиндаже. А у меня закралась мысль. А у меня закралась неприятная мысль: «Одна рация, один танк?» И она у меня повторялась раз за разом идиотской мелодией: «Одна рация, один танк, одна рация, один танк, одна рация, один танк», как пульс.
Танк подъехал практически вплотную к нашей позиции и замолчал. Солдаты, которые ни разу не видели танк вживую, повылезали из окопа, начали фотографироваться на фоне этого танка, с грозным видом позируя с «калашниковыми» в руках на его фоне. Танк произвёл первый выстрел. С каким-то диким мальчишеским восторгом, крича: «Ура!», «Ого!» и улюлюкая, все стали прыгать, словно наступила полная и тотальная победа. Потом прозвучал ещё один выстрел. Мы, сидя в блиндаже, пытались понять, что происходит. Почему танк работает в одиночку? И где остальные шесть танков? Смотрели на рацию. Рация молчала. Произведя еще несколько выстрелов, танк взревел моторами, и звук начал удаляться. Мы услышали это и, в недоумении посмотрев куда-то туда в сторону звука, послали бойца посмотреть, что там. Вернувшись он доложил, что танк покинул позиции.
Больше мы на рацию не смотрели, а позывной «XXX» пытался связаться с командиром операции, выяснить, что это было и что, собственно, происходит. На все запросы позывного «XXX» рация отвечала решительным молчанием.
Мы приняли решение ждать.
И только мы успели закурить, чуть подрасстегнуть и подрасслабить лямки брони (кто-то даже снял оружие), и тут же прилетел первый снаряд ровнёхонько по блиндажу, в котором мы все собрались. «Нихрена себе!» - так же вслух подумали все собравшиеся в этом блиндаже, упав на пол. Кто-то смачно матюгнулся.
Сразу же прилетел второй снаряд, накат блиндажа стал осыпаться, и мы все приняли единственно правильное на тот момент решение: валим! Блиндаж имел три выхода. Все ломанулись кто куда. После того, как, выбежав из блиндажа, оглядевшись и убедившись в отсутствии потерь, криком собрав к себе свою группу штурмовиков, я принял решение выдвинуться в ту часть наших позиций, где по плану мы должны были под прикрытием танка начать штурм с правого фланга.
Еще там, на Кошмаре, мне на пальцах объяснили, что танк будет ждать вот там-то, в той части, где раньше находился миномётный расчёт противника. Как выглядит миномётный расчет я знал, но как он должен был выглядеть сейчас - не имел никакого понятия, поэтому мы смотрели то на эту, то на ту воронку и коллективно пытались прикинуть: могло ли это быть раньше вражеским миномётным расчётом? В итоге прикинув, что траншея в длину метров 20, и, собственно, танк подъедет в любом случае куда-то сюда, мы просто заняли позиции, будучи уверенными, что уж мимо он не проедет.
В то время как мы бросились в рассыпную из блиндажа, я схватил одну из двух раций. Почему-то я считал, что у командира штурмовой группы она должна быть, поэтому совесть меня не мучила. И прикидывая примерно, где и как, может находиться враг, стал мысленно составлять карту огня для нашего отделения. Наконец-таки рация ожила, в эфире зазвучал позывной «XXX»:
- Приём, XXX, как слышишь, приём?
На связь вышел «ХХХ».
В эфире запросили доложить обстановку. Со слов «XXX» обстановка была следующая: «Приехал танк, отстрелял БэКа в сторону врага и уехал. В ответ нам расхерачили командный блиндаж». В эфире прорявкали, что танк тут не при чем, нас просто запеленговали из-за переговоров по гражданским рациям, и что за это после боя кому-то не поздоровится.
О том, что противник смотрел на нас сверху десятками глаз множества квадрокоптеров и видел все, как на ладони, мы тогда еще не догадывались. Квадрокоптеры для нас еще были какой-то забавой, и ни нами, ни командованием даже не принимались в расчет. А враг использовал их на полную: вел разведку, корректировал огонь по заданным квадратам, сбрасывал на нас мины буквально адресно, как в лукошко.
После обстрела блиндажа штурмовые группы рассредоточились по траншеям, ожидая дальнейших указаний. Рация разразилась отборным матом, пытаясь добиться от нас признания в том, что мы просто не увидели остальные шесть танков.
Так как я был всего лишь командиром штурмовой группы, и никто не знал, что я обзавелся рацией, участие в радиоэфире до этого я не принимал, но ситуация складывалась таким образом, что позывной «ХХХ» аргументы исчерпал и больше ничего внятного произнести не смог. Я принял решение выйти в эфир через голову командира. Обозначился своим позывным. Спросил разрешения доложить обстановку. Мне ответили: «Докладывай». Я повторил слово в слово то, что сказал командир «ХХХ». Добавил от себя, что мы находимся с правого фланга, и перед нами чистое поле. Ничего напоминающего легендарные танки Российского производства мы не наблюдаем, ввиду чего ждем дальнейших указаний.
Рация опять замолчала.
Через некоторое время раздался голос командира, обращавшегося уже и к командиру «XXX», и ко мне. Нам разрешили расслабиться, чуть-чуть отдохнуть и подождать, пока там в штабе разберутся с танкистами.
После этой новости мы все расслабились: кто-то достал воду, кто-то достал галеты, кто-то закурил. Стали вспоминать, как прилетело, как взорвалось, как кто-то упал - кто как себя вел под обстрелом.
В общем, наступила какая-то дурная блаженная пауза. Затишье перед бурей - так вроде это называется.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 3.
Я, шедший вперед по траншее, оказался четко на линии огня и над головой не засвистели, а каким-то непрекращающимся звуком шмелиного роя полетели пули. Словно ныряя с мостика в реку «рыбкой» бухнулся на дно окопа и уже на четвереньках пополз вперед. В голове мелькнула мысль: «А куда они собственно стреляют? Там же и наши, и не наши. Мы же даже не понимаем, в какую сторону вести огонь! Так же и своих можно положить».
После этих манипуляций, я начал орать:
Я снова рухнул на дно окопа, чтобы не получить пули в спину от своих же, держа в вытянутых руках эту смертельную гирлянду, чуть было не угодив лицом в кучу оставшейся после справившего свою физиологическую нужду неизвестного мне солдата.
Второе – то, что в каждой руке у меня было по гранате, и что я собираюсь делать, он пока точно не понимал, но, судя по тому, что в его сознании сложились паззлы картинки, как они вели огонь в сторону, откуда приполз я, некоторые сомнения все же были. )
Нашел там командира с позывным «ХХХ», спросил: «Что происходит?»
В ответ услышал, что он нихера не понимает, что происходит.
Я спросил, почему он не отвечает на мои вызовы по рации. Ответ обескуражил:
Он запрашивал корректировку, так как его отправили на эвакуацию группы Максимуса, при этом вторая рация молчала.
Дав исчерпывающие ответы Ростову, стали кумекать, что с рациями, что сейчас было там, на линии боевого соприкосновения, почему там очутился Максимус, какие наши дальнейшие действия, кто из нас группа два, а кто – один, и где, в конце концов, танки и артподготовка, необходимая нам перед штурмом укрепленных позиций врага?
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 4.
Судя по тому, что происходило в радиоэфире, штурм захлебнулся полностью, и теперь основной задачей была эвакуация раненых. Кто-то запрашивал координаты группы Максимуса, кто-то запрашивал координаты группы того нового позывного. Трёхсотых (раненых - прим. ред.) было столько, что отправили сразу две коробки (коробка, коробочка — танк или бронетранспортёр; кузнечики — солдаты. - Прим. автора). Один из БТР на погрузке попал под миномётный обстрел и подорожники, выгрузившись из него, тоже начали получать ранения. Собирая под обстрелом раненых и погружая их в нутро этой железяки, которая вроде как должна защитить, но особо не помогает, надеялись только на одно, скорее-скорее все сделать, всех собрать и свалить. Как потом рассказал один из группы: «Только мы собрались отчаливать, каааак бабахнет! Многих ранило из самой группы эвакуации. Мехвод - красавчик - контуженный смог вывести повреждённый БТР из-под линии огня вместе с трёхсотыми». Эфир разрывался от сообщений, а наши сердца разрывались от того, что мы были не в силах чем-либо помочь.
Противник использовал подлую тактику: на подходе не обстреливал, запускал, давал загрузить раненых, а потом бил по группе эвакуации уже тяжелыми снарядами.
Да… своих не бросаем, но... идя вытаскивать трех-четверых раненых или двух-трех двухсотых мы теряли в большинстве случаев и саму команду эвакуации, и технику с экипажем.
Уже было очевидно, что штурм провалился, а эвакуация требовала ещё людей. Вызвав нас по рации, дали команду сняться с позиции и отправили на «Кошмар» для того, чтобы пополнить команду подорожников. Потому как, вытаскивая с поля раненых, они сами становились ранеными. Моя группа и ещё одна пятёрка максимально быстрым темпом стала покидать позиции для того, чтобы как можно скорее явиться на «Кошмар» и отправиться на эвакуацию. На «Кошмар» мы добрались быстрее, чем шли оттуда. Не потому что мы от страха бежали, так что только пятки мелькали. Нет, просто мы скинули себя всё БК, так как понимали, что сегодняшний штурм не последний, завтра будет снова. Поэтому таскать БК туда-обратно смысла не было, возвращались мы фактически налегке. По пути по нам пару раз прилетело. Оставшиеся позади позиции то и дело взрывались кучей земли и черного дыма от прилетов мин. И все же несмотря на всё, это было бы почти прогулкой если бы мы не знали, что все еще впереди.
На «Кошмаре» мы получили команду выдвигаться на «ноль». Так как вся техника с ранеными уходит туда. Тропа от «Кошмара» до «нуля» - это пара-тройка километров, которая простреливалась врагом постоянно, останавливаться на ней, собираться группа - нельзя. Шли на расстоянии метров 7 друга от друга.
Но все же не вытерпели, собрались в кучу, потому что хотелось пить. Жажда мучила всех. Невозможно было даже просто говорить, произносить какие-то простые фразы. С того самого момента, как мы вышли с утра на штурм ни у кого не было даже маковой росинки во рту. Только сейчас мы поняли на сколько все устали и высохли. Будучи самым старшим из всей команды, я еще накануне положил в самый низ своего вещь-мешка бутылочку с водой. Другой взял с собой растворимые таблетки, которые восстанавливают уровень солей, минералов и т.д. Даже в этой обстановке мы смогли поржать, представляя себя в каком-то фитнес-центре, потому как тюбик с этими шипучими таблетками напомнил нам о жизни, где через большие в пол витражи видны накачанные, подтянутые ребята, занимающиеся спортом на беговых дорожках и тренажёрах с небрежным перекинутыми полотенцами на плечах.
За то время, пока растворялись таблетки, мы было несколько раз уже хотели плюнуть на всю их обещанную производителем пользу, говорили друг другу: «да Бог бы с ними! Давайте просто чистой водички глотнем». Но ввиду отсутствия достаточного количества воды была надежда на то, что эти таблетки всё-таки сделают своё дело, и их состав, плюс глоток воды, реально поможет, так как нам предстояла ещё эвакуация раненых.
Поэтому ждали их растворения и эти три-четыре минуты тянулись так долго, что стало казаться, будто мы сейчас все непременно погибнем от обезвоживания.
Чтобы не кучковаться на месте, не подвергать себя опасности я, взяв бутылёк и потряхивая его, чтобы ускорить процесс растворения, дал команду - вперёд. Расчет был прост: не кучкуемся, движемся, и вместо 3-5 минут отдыха каждые полчаса, отдыхаем по минутке, но чаще. Так, казалось, проще. Мозг, зная, что вот-вот будет хоть и краткосрочный, но привал, как-то более лояльно воспринимал то упорство, с которым мы продвигались вперед, несмотря на дикую усталость, которая навалилась на всех за время ожидания штурма
https://vk.com/video-222376229_456239041
Наконец таблетки растворились. Бутылочка объемом 0,5. На пятерых человек - это ровно по пять глотков.
-Привал, - дав короткую команду собрал я всех и фактически ультимативно сказал - Так, парни, этим количеством воды мы жажду не утолим, тут ровно по одному глотку каждому. Пьем в следующем порядке. Сначала по очереди каждый из вас делает небольшой глоток воды и держит эту влагу во рту, давая по чуть-чуть стекать по гортани и смачивать ваши пересохшие глотки. Потом по второму кругу в той же последовательности и очередности. Проглатывать категорически не рекомендую, бесполезно, только зря потратите свой глоток воды. Если кто-то из вас нарушит порядок принятия живительной влаги, второй порции не получит.
Я видел по глазам мужчин, что в каждом из них борется совесть и жажда. И поэтому, не давая сделать глотка ни меньше ни больше, чем другому, начал поить их с рук, словно телят в яслях. Пока каждый из них, стоя в блаженством состоянии, ощущал как водичка попадает в их иссохшие организмы, я спросил:
-А где, собственно, ваша вода?
-Да мы ее еще утром после первого марш-броска выпили, когда только на Кошмар дошли.
-Эх ребятушки не знаете вы видно что такое НЗ (неприкосновенный запас - прим. автора).
Немного даже повеселев, двинулись дальше. По дороге мы снова увидели недавно подорвавшийся на мине пикап, но теперь возле него суетилась группа бойцов, которая пыталась достать что-то из уцелевшего. Запчасти на фронте дефицит.
Эта картина была настолько разительной! Буквально не далее, чем километр шёл бой, метрах в 700-800 подорожники вытаскивали раненых, и их - подорожников - явно не хватало. А здесь человек 7 стояли и выковыривали запчасти.
Окликнув и махнув рукой крикнул:
«За мной!
У нас эвакуация.
У нас там раненые.
Все за мной!»
В ответ мне махнули каким-то неопределённым жестом, типа «идите куда шли». Переглянулись со своими, пошли дальше. Добрались наконец до нулевой отметки, туда, где было более или менее безопасно, и туда, где собирались командиры подразделений, и туда, куда подъезжали БТР с ранеными. Мы подошли как раз к тому моменту, когда один из БТР, погрузив раненых, был готов к отправке в госпиталь. Нужны были целые и не раненые для сопровождения. Отправив с ними двоих своих бойцов, оставив двоих сыновей с собой, дав команду «привал», я отправился в импровизированный командный пункт доложить о прибытии своей группы.
Наконец таки встретились лицом к лицу с теми, кто кричал в эфире и отдавал те или иные команды. Выслушав мой короткий доклад, мне приказали собрать группу из восеми человек и ждать прибытия БТР, чтобы поменять команду прибывших подорожников. Нашей задачей было сменить прибывшую группу и отправиться на эвакуацию за ранеными, все еще остававшимися на поле боя.
-Из кого собирать группу для эвакуации? - спросил я, обращаясь сразу ко всем командирам.
-Из кого хочешь, из тех и собирай.
-Разрешите доложить. Со мной только двое, мы со штурма, парни вымотаны.
-Отставить разговоры, выполняй!
-Есть!
Изначально нас было пятеро. С четырех утра мы были практически на боевом взводе. Двоих из нас только что отправились с ранеными в госпиталь. Хотя нам и не пришлось участвовать в штурме, но это первое боевое крещение вымотало так, что оставшиеся со мной сыновья просто влёжку повалившиеся тут же, не сняв с себя ни броню, ни каски, были настолько измотаны, что буквально моментально отключились.
Мне предстояло найти еще пятерых..
В этот момент из-за поворота появилась группа товарищей, двигающихся достаточно бодро, если не сказать резво.
Что им придавало сил, я не знаю. Может то, что они все же смогли демонтировать какую-то тяжеленную деталь и сейчас буквально на плечах перли её в известном только им направлении. При этом выражения лиц были максимально довольные, и то один, то другой обменивались какими-то короткими, но радостными фразами с идущими рядом. Так как двигались они на удивление резво, и на бойцов, вышедших с передовой, они не были похожи, я решил, вот они - самые достойные кандидаты для выполнения приказа и эвакуации раненых, будучи уверенным в том, что именно их сердца имел ввиду В.В.Путин, деклалируя лозунг «своих не бросаем», лозунг, который живет глубоко в сердце каждого россиянина. А так как сил у них явно было в разы больше, как говорится, сам Бог велел.
Дождавшись когда группа поравняется со мной, поприветствовал их и спросил, кто у них старший.
Группа попыталась сделать вид, что меня не существует и проследовать дальше сквозь меня, но у меня опустилось забрало.
-СТОЯТЬ! Кто старший?
Несколько замедлившись через плечо кто-то ответил:
-Я.
Остальные недобрыми взглядами явно давали понять, что пытаться продолжить с ними разговор крайне не желательно.
-Я сказал стоять, блять, вы что оглохли?!?
Стоять!!!
Старший группы ко мне!!! У нас там раненные, нужна группа для эвакуации. Парни, оставьте свое сокровище, заберете потом. Надо спасать пацанов. Это приказ!
Те полминуты, пока я это говорил, они слушали меня, смотря исподлобья, но как толко я смолк, просто продолжили движение, при этом даже ускорившись. Оторопев от такого поворота, я с полминуты стоял смотрел то на удаляющуюся группу, то на командиров, стоящих буквально в 5 метрах от нас и слышавших все, но самым внимательным образом изучавших что-то важное под ногами и где-то в небе.
-Трусы!!! - сплюнув себе под ноги, крикнул я в след удаляющейся группе. - Снимите форму, наденьте платья, суки!
Не позорьтесь!
Трусы!!!
Я явно провоцировал конфликт, ибо другого способа остановить этих практически убегающих, было невозможно.
Сработало.
Словно нарвавшись на невидимую стену группа резко остановилась.
-Что ты «бля-сука» сказал?!?
Как бы в надежде, что я врублю заднюю, двинулся один из них в мою сторону, снимая с плеча автомат и передергивая затор.
-КТО ЭТО СКАЗАЛ?!? - уже заорал он, хотя на дороге кроме меня никого не было, и надеятся на то, что я покажу пальцем куда-то туда со словами «это не вам», было глупо.
-Я!
-Сюда иди, бля - делая максимально устрашающее выражение лица буквально зашипел он.
-А сам что? Боишься один ко мне подойти? - словно кинул я ему в лицо.
И снова крикнул в их толпу:
-Если среди вас есть мужчины, отставить все дела! Мне нужна группа эвакуации! Женщины могут быть свободны.. Остальные ко мне!
Уже все семеро, хватая ртами воздух от максимального шока и возмущения, снимая по пути автоматы, двинули на меня. Самым отборным матом в самых лютых формах кары и пыток мне угрожали, размахивая перед лицом автоматами и кулаками. Рядом со мной встал старший сын:
-Успокойтесь! - хрипел он от избытка нахлынувшего адреналина, то и дело перехватывая очередной кулак, направленный в моё лицо.
-Ты, сука, кто такой, чтобы нам тут приказы раздавать?!
Да я тебя, да мы тебя!!! Да я старший лейтенант!!! Да я воевал, пока ты под стол ходил!!! Да мы тут все не раз Берлин брали, и ты нас, сука, на эвакуацию???? Да ты у меня сейчас сам на эвакуацию!!!
Поток угроз и попыток сломить не прекращался.
-Старлей, отставить панику! Какой пример ты показываешь личному составу?! Приказ командования — собрать группу для эвакуации, я сам лично со своими сыновьями в этой же группе, одни мы не справимся, там много наших трехсотых и двухсотых, - чеканя слова ему в лицо, попытался вразумить его я.
Выдохнув мне в лицо смесь перегара и чего-то такого, от чего меня аж пошатнуло, прорычал:
-Да ты, сука, сейчас сам паниковать начнешь!!!
И попытался схватить меня за лицо.
Сын, стоящий рядом, сделал шаг назад и дернул затвор автомата:
-Всем молчать! - заорал он.
-Ах ты, сука, ты на кого автомат свой дергаешь? - буквально переключились на него все, забыв, что сами не далее двух-трех минут назад взводили затворы, идя семеро на одного.
Над головами раздалась короткая очередь. Потом вторая..
После этого тот, кто стрелял в воздух и, вероятно пользующийся у них авторитетом, еще не потерявший связи с реальностью, громко, но спокойно сказал, обращаясь к своим:
-Всем стоять! Опустить оружие Успокоились!!!
Подойдя ко мне, силой отшвырнув в сторону двоих самых разгоряченных, в каком-то безумии со стеклянными глазами готовых прям зубами вцепится мне в нос.
-Брат, ты зачем так нас оскорбляешь? - начал было он.
-Некогда, разбираться потом будем, - ответил ему я. - Сейчас мне нужны люди на эвакуацию - это приказ.
-Чей? - спросил он.
Повернувшись в сторону командиров, я увидел только одного сиротливо присевшего на краешек пустого ящика от мин. Остальные куда-то отошли, не иначе как по внезапно возникшим и максимально важным делам.
-В общем, брат, не сможем мы тебе помочь, у нас свой командир.
-В смысле? - не понял я.
-Брат, у нас командир такой-то (пусть будет позывной «15» - прим. автора)
-И????? - продолжал недоумевать я, заодно пытаясь вникнуть, какое такое волшебное действие должно было произвести на меня произношение в слух позывного их командира.
При этом группа начала уходить в сторону брошенной ими запчасти.
И тут внутри меня и впрямь появилось какое-то волшебное ощущение, словно сейчас что-то произойдет. К горлу подступило это что-то. Что-то удушливое..
Оказалось, меня просто начало тошнить. Тошнило от них. От их вида, от их поведения, от оставшегося после них облака перегара и еще какой-то дряни. Поборов этот рефлекс, потрепав сына по плечу, я пошел к тому командиру, который так и сидел, откинувшись и уперевшись каской об остаток дерева.
-Товарищ командир, разрешите?
Приоткрыв глаз и кивнув головой, показывая, присаживайся, мол.
-Доложу?
-Докладывай..
-Людей нет. Только я, и со мной двое. Ждем дальнейших указаний.
-Пить хочешь? - спросил он.
-Хотелось бы, - откровенно ответил я командиру, недоумевая почему нельзя было предложить воду раньше.
-Вон бутыль, пей, - показал он на пятилитровую бутылку с какой-то мутной жижей и плавающей в ней живностью.
Когда-то давно там, в прошлой жизни, собираясь на СВО, мы с сыновьями покупали предметны первой необходимости, в том числе таблетки и индивидуальные пакеты для фильтрации и обеззараживания воды. В тот момент я о них даже не помнил. Вода - она и в Африке вода.
-Можно? - как бы спросив разрешения и показав на бойцов, я приподнял бутыль с водой.
Сжав веки, командир показал - можно.
Странная штука - организм - буквально полчаса назад хлебали бы хоть из козлиного копытца, а тут, сделав пару глотков, отставили бутыль. Наверное где-то в голове сработало то, что еще много кому может пригодится эта пусть и не манящая своей кристальной прозрачностью, но всё та же живительная влага.
Война начала менять наше сознание, отношение к мелочам и само восприятие реальности происходящего.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Отступление.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 5.
Где-то там, где сейчас проходила эвакуация, звуки разрывов мин стали раздаваться все чаще и чаще: враг накрывал квадрат эвакуации максимально плотным огнем. Мы встали и стрекозой стали смотреть в направлении, откуда должны были прийти БТР с командами спасателей и ранеными бойцами.
Наконец послышались звуки моторов: два «бэтера» прибыли. Старший доложил командиру о том, что эвакуацию проводить сейчас невозможно ввиду плотного артиллерийского огня противника. Подошли те двое ушедших ранее командиров. Они провели короткое совещание. Подозвали меня и сказали:
-Забирая сыновей, отправляйтесь в расположение части. Вечером готовьтесь к эвакуации.
Мы погрузились на один из «бэтеров» и тронулись.
На кордоне мы остановились. Как оказалось, тут стоит первый пост медиков. С ними же разводились ротные или взводные. Тут, на этом рубеже, выгружали погибших и проводили опознание.
-Двухсотые есть? - Крикнул кто-то в нутро железной коробки.
Старший колонны доложил, что двухсотых нет.
Так как наш поток добровольцев прибыл буквально на днях, ротные практически не знали никого из нас в лицо, тем более не смогли бы опознать погибшего добровольца.
-Горыныч, - услышал я, как кто-то окликнул меня. Спрыгнув с «брони», подошел:
-Я!
-Горыныч, ты командир у добровольцев? Сможешь опознать? Есть несколько двухсотых, никто их не знает. Мы подошли к телам. Первого, кого я увидел и узнал сразу был «Иртыш». Высокий парень, красавчик, уже не первый контракт. В подготовительном лагере сразу показал себя как уже имеющий боевой опыт, на полигоне работал с пулеметом так, словно уже родился с ним в руках. Поражал мишени с любой позиции, вел прицельный огонь, перемещаясь и меняя позиции, словно это не парень под два метра ростом, и в руках у него не тяжеленный пулемет, а какая-то дополнительная часть его самого.
Уже через пару дней по результатам его стрельбищ инструкторы лагеря освободили его от тактической подготовки и дали в обучение пару вызвавшихся на должность стрелка-пулеметчика добровольцев.
«Иртыш» был очень-очень нужным бойцом. Я несколько раз подходил к нему с разговорами о том, что хотел бы, чтоб он зашел в мой взвод, так как у нас нет фактически ни одного годного стрелка. Он каждый раз отвечал уклончиво:
-Доедем - там разберемся.
У него была характерная привычка: если он останавливался «поболтать», то сразу присаживался.
-Я высокий, меня видно издалека, прошлая командировка научила поближе к земле быть, если стреляют.
На полигоне стреляли постоянно, и у него срабатывал этот уже приобретенный инстинкт.
Еще одной удивительной чертой «Иртыша» было то, что он практически не умел стрелять с автомата. Автомат и сам как-то нелепо смотрелся в его руках, словно это был грубый, неподходящий ни по размеру, ни по функционалу протез, который только мешал ему. Поэтому «Иртыш» был пулеметчиком.
Тело уже было застывшим. Видно, привезли их еще с первой эвакуацией. Лица почти не было. Погиб от пули снайпера в висок.
Я по каким-то косвенным признакам понимал, что это он, да и рост такой был только у него... Никак не хотелось верить в то, что «Иртыш» пал в первом же бою.
Рядом лежал уже в черном пакете следующий. Стегнув молнию, сразу же понял: это – «Мугран». Совсем молодой паренек из дагестанского села. Узнал я его по бороде, она у него была необычной, как у капитанов дальнего следования или геологов: такая курчавая и полукругом обрамляющая лицо. Самого лица тоже не было. Так же выстрелом в висок снайпер изуродовал его и лишил жизни. Походу, в пылу эвакуации кто-то пытался его перевязать, не понимая, что это бесполезно, поэтому у него были намотаны какие-то бинты, сняв которые, я уже точно убедился, что это он.
-Этот - «Иртыш», этот - «Мугран», - доложил я начальнику медроты.
Третьего и четвертого я опознать не смог: не знал их. Проблема с третьим была еще в том, что, досматривая тела, на его кителе обнаружили подпись «Иванов», а на рубахе «Абдуллаев». Досмотрев карманы, кителя нашли иконки. Кто это был: Иванов или Абдулаев - было непонятно. Абдулаев мог взять у своего товарища Иванова китель так же, как и Иванов мог взять у своего товарища Абдуллаева рубашку.
Четвертый был неизвестным вовсе.
-Я свободен?
-Да, - коротко ответил начальник медроты.
Так как «бэтеры» уже ушли, я направился в сторону стоящих неподалеку пикапов (на пикапах гоняли ротные и иногда их доверенные лица), попросил одного из них отвезти меня с сыновьями в госпиталь, так как там так же может понадобится опознание тяжелораненых.
По дороге меня не оставляла мысль: «Как? Как «Иртыш» оказался на линии огня? Мы шли группами, ни у кого из нас не было пулемета... Тогда почему там оказался «Иртыш» и «Мугран», который еще с подготовительного лагеря, что называется, прилип к «Иртышу» и стал его вторым номером (помощником пулеметчика).
Прибыв в госпиталь, стали помогать санитарам выносить тяжелораненых. «Бэтеры» были забиты стонущими телами, как банка - селёдкой. Это, наверно, естественно, что под обстрелом никто не церемонился - раненых закидывали лишь бы вывести.
Перенеся всех в помещение госпиталя, помогли разместить, рассортировать по степени тяжести ранения: кого-то отправили на экстренную госпитализацию, кого-то стали перевязывать прям на полу в коридоре. У кого-то меняли турникеты [Турникет – кровоостанавливающий жгут. – примеч. Автора]. Ранения в подавляющем большинстве были осколочные.
https://vk.com/video-222376229_456239044
На глаза попался один из бойцов, если переводит на килограммы, весил он не больше 50 кг. Так как для осмотра всех раздевали, то он стоял в одних портках и сланцах типа вьетнамок. Почему вьетнамки? Не знаю, кто-то там, в высоких кабинетах, решил, что для раненых в госпитале это самая подходящая модель тапок. Особо не заморачиваясь, закупили партию одного какого-то гигантского размера и направили в госпитали. Солдаты пытались удержать их на ногах, но все это походило на какое-то средневековое шапито уродов. Грязные окровавленные изнеможенные солдаты, пытаясь удержать между пальцев ног крепление подошвы и верха тапка, выглядели, как пингвины-мутанты.
Тот самый солдат, который привлек моё внимание своей худобой, граничащей с дистрофией, стоял с открытым переломом руки и множественными минно-осколочными ранениями, так как по возрасту он был уверенно за 60, я обратился к нему, назвав «батя»:
-Батя, а ты что тут топчешься? Тебе ж срочно на операцию! Да я нормально, у меня пока еще промедол действует, - [«Промедол» - индивидуальный шприц-тюбик сильнодействующего обезболивающего] аккуратно поворачивая его, пытаясь сосчитать количество дыр от осколков, пошутил. [Шутили мы там всегда и над всем, шутки порой были циничными, но они спасали нас от того, чтобы не поехала крыша. – примеч. Автора]. Бать, ты что, подвиг Матросова повторить хотел? Амбразуру собой пытался закрыть? Откуда столько дыр в тебе?!
--Да какой из меня Морозов? Я даже в штурме не участвовал, меня назначили воду с «нуля» на «Кошмар» подносить, а тут «бэтер» едет. Кто-то крикнул: «Стой! Лезь к нам, нам на эвакуации люди нужны». Я и залез. Приехали, спрыгнул, побежал к раненому перевязать его, потащил к «бэтеру». Смотрю, один с раненым возится, сам не может его приподнять, чтоб поволочь, а когда своего в коробок засунул, мина прилетела. Меня ранило в спину, и того, которого я видел, тоже ранило. Он кричать начал, я к нему пополз, а тут еще и еще мины, ну, осколки и летели. Я же воду носил, «броник»-то мне не положен, вот и дырявило, как лист бумажный, а когда его на себя пытался закинуть, подлез под него - мина уж больно рядом взорвалась. Руку мне и разорвало, - спокойно рассказывал «батя».
«Я его еле дотащил, - говорит, - хотел его попросить руку мою подержать, чтоб не оторвалась, а он, как назло, сознание потерял, я вместе сс ним так и лег, турникет стал себе накладывать, а иначе б вытек. Наложил турникет – потащил снова».
Слушая его, я никак не мог понять, сколько надо иметь духа и внутренней силы, чтоб, будучи посеченным десятком осколков с полуоторванной рукой, продолжить эвакуацию и вытащить на себе двух здоровенных мужиков:
-Бать, если бы я был на твоем месте, я б, наверное, не смог, - честно признался ему я.
-А куда б ты делся? - ответил он…
Выйдя с сыновьями на крыльцо, задумались о том, как там, кто остались невывезенными, что с ними будет? Кто из них доживет до вечера? За этими мрачными мыслями меня застал посыльный от нашего ротного, который разыскивал меня.
Мы погрузились в пикап, прибывший за нами, и поехали в располагу. Приехав в расположение, доложил непосредственному командиру о том, что происходило на поле, почему был сорван штурм, как действовало наше отделение. После чего получил разрешение на двухчасовой отдых.
Меня разбудили раньше, чем через два часа. Сказали, что немедленно, что срочно надо явиться в штаб. Явившись в штаб, узнал, что мы сейчас едем к комбату. Там будет проходить совещание, на котором будут разбирать всё, что произошло во время планируемого боя: почему понесли такие потери и как вышло, что все подразделения действовали разрозненно.
Штаб находился совершенно в другой местности до него пришлось ехать очень долго. Я, воспользовавшись случаем, прикорнул: любая минута для отдыха стала очень ценной. Помимо нас, к комбату прибыли ещё многие командиры, о которых я только слышал, и которых я не знал. Было расширенное совещание. Комбат был взбешен. Командиры штурмовых отделений, командиры взводов и рот - все стояли, вытянувшись «по струнке». Мне и еще одному командиру штурмовиков достались сидячие места ровно напротив шеренги ротных.
Пока комбат рвал и метал, в прямом смысле этого слова, летели стулья, ломались столы. Комбат буквально голыми руками бил всё, что попадалось. Он просто без умолку орал, постоянно то на одного, то на другого, то на третьего, то на четвёртого.
Так как я был новенький, я выпадал из общей картины не только своей внешностью, но и тем, что сидел при всей этой раздаче.
Прекращая орать, косился на меня, посматривая удивлённо, мол, а кто ты такой? Но в моё лицо он пока не орал.
Улучив момент, когда прооравшийся комбат смолк, наливая себе в стакан воды, кто-то из старших командиров выступил с докладом. Тема пошла более предметная, стали поднимать вопросы и пытаться найти крайнего. Ну, всё ходили вокруг да около, не понимая, что в действительности произошло, так как никого из присутствующих командиров на данном совещании, кроме нас с «Аммой» и «Сычом», не было с нами там, непосредственно на передовой. Поскольку я был непосредственно участником, я посчитал необходимым доложить со своей стороны то, что видел лично.
Попросив слово, я доложил комбату о том, что первое: не было поддержки артиллерии, артподготовки перед штурмом. Второе: не было поддержки бронетанковой техники. Третье: у нас напрочь отсутствовала связь, из-за чего командование группами штурмовиков было не согласовано между собой. Командиры справляли группы то вперед, то назад. Так же счел необходимым доложить о ситуации с той группой, которая отказалась выполнять приказ и не приняла участия в эвакуации, подталкивала меня на злость. Я был уверен, что, если бы та семерка, вовремя исполняя приказ, погрузилась на БТР, и мы бы отправились на эвакуацию, то сейчас там бы не осталось наших парней. Девиз «своих не бросаем» все еще на тот момент прочно сидел во мне.
Услышал о том, что ни у командиров штурмовых групп, ни у командиров, корректирующих связь со штабом, не было раций, что у нас была фактически одна рация на три группы, комбат налетел на старшину, чуть было его не задушил, рванув его за китель так, что, казалось, что старшина сейчас вылетит из штанов.
Старшина выглядел жалко, но его жалко не было, потому что он должен был, был обязан обеспечить нас и рациями и всем остальным.
Потом он стал уточнять, что были за люди. Тот командир, который присутствовал при том инциденте, тот самый, который напоил нас водой, он подсказал, что это группа из роты такого-то.
Этот самый ротный стоял рядом.
Кулак просвистел буквально в миллиметре от уха этого ротного, оставив позади него в стене достаточно внушительного размера углубление в самой стене. Ротный побледнел, но не дрогнул. Стоял навытяжку. Кулак комбата просвистел второй раз, и также практически в миллиметре от уха ротного он орал ему что-то в лицо и тряс перед ним пистолетом. Как ни смешно это выглядело, но один из ротных буквально начал терять сознание от страха. Я, наблюдая эту картину, вообще не понимал, что тут происходит. Было такое ощущение, что это разборки какой-то ОПГ.
Наконец, ротный сумел невероятным усилием воли заставить себя заговорить, и, ссылаясь на то, что его солдаты, личный состав этого старшего лейтенанта, выполнял какую-то важную задачу, и поэтому не могли принять участие в эвакуации, и то, что накануне ночью они были в разведке, и поэтому они были уставшие.
Услышав это, я буквально взвился со стула, и перейдя на повышенный тон, начал спрашивать у этого ротного, какое такое важное задание выполняло эта группа? Марадерила взорванный УАЗик? И кто сильнее устал? Те, кто накануне ночью пришли из разведки или те, которые 15 минут назад вернулись со штурма? Комбат очень жёстко оборвал меня, ткнув пальцем в грудь, и сказал:
-Тебя никто не спрашивал.
Я извинился и сел.
«АММА», не вставая, подтвердил, что многие отказывались идти на эвакуацию, и что по этой причине его группа, даже не выходя с поля боя, начала помогать раненым, несмотря на то, что им пригодилось еще и держать оборону.
Помаленьку заводясь, «АММА» [Армянин по национальности – примеч. Автора] начал на повышенном тоне, путаясь с окончаниями и склонением русских слов, спрашивать, обращаясь сразу к Котовскому:
-Кто, бля, планировал подход «бэтеров» в тыл врага, и почему в итоге десант высадили за полкилометра, оставив их, как мишени, прям напротив укрепленных позиций?
Я начал было говорит о том же но АММА», подтолкнув меня плечом, сказал:
-Брат, не торопись, комбат потом будет слушать и понимать. Сейчас ему бесполезно что-то говорить.
И, действительно, комбат, по очереди обходя строй бледных ротных, орал каждому из них буквально в лицо. Прокричавшись на одного, переходил к другому, пока все они не закончились, получив свою порцию. После этого комбат сел. Помолчав какое-то время, он задал мне вопрос:
-А ты кто такой?
Я встал, доложил, что я командир двух усиленных взводов добровольцев, прибывших в распоряжение их батальона. Познакомились, пожали друг другу руки. Он спросил меня о том, что, по моему мнению, происходило не так во время штурма, почему «Максимус» оказался там, где не должен был оказываться? Я его поправил, сказав, что, судя по времени появления «Максимуса» в эфире, он - единственный, кто оказался там, где мы все должны были в это время оказаться, но почему их высадили не там - было непонятно.
Комбат позвонил куда-то. Продолжили разговор, обсудили проблему с рациями уже в спокойном тоне. Комбат дал распоряжение, приказав старшине выдать каждому командиру рацию и комплект аккумуляторов к ней. Приказал всем всегда быть на связи. Также приказал своему заместителю связаться с командиром танковой бригады, узнать у них, почему не было танковой поддержки, а так же со стороны артиллерии.
Наш разговор приобретал некий все более и более рутинный характер, словно где-то в подсобном помещении собрались завхозы и кладовщики решать какие-то дела хозяйственного толка.
Комбату перезвонили.
Первую минуту он слушал, потом начал орать в трубку, в итоге швырнул ее об стену. Ударив кулаком в стол, начал что-то быстро говорить.
Я извинился и сказал, что, так как мы присутствуем здесь и тоже должны понимать происходящие проблемы, можно ли продолжить разговор на русском языке?
Комбат перешел на русский язык и стал объяснять, что мехвод БТР, который вез десант, просто испугался ехать дальше. Остановился за 500 метров от укрепрайона, высадил их и свалил оттуда. Так же поступил мехвод второй группы, только еще хуже: он изначально отказался ехать, так как должны были идти вдвоем, но, узнав, куда им надо подъезжать, второй мехвод отказался полностью, пока ему искали замену, первый «бэтер» ушел один.
Только спустя некоторое время нашли второго мехвода, который отвёз их до точки высадки, и так же не доезжая 500 метров высадил их, тем самым, подставив их под обстрел с ближайших позиций врага, расположенных по флангу.
Картинка стала складываться, события минувшего дня сварили в моей башке такую густую кашу, что я уже ничего больше не был способен сообразить, поэтому погрузился в какую-то полудрёму-полукому.
Так как я больше не просил переводить ничего на русский язык, они общались ещё какое-то время между собой, не обращая на меня внимания. Порой начиная переходить на крики, всё так же слышались удары об стол.
Я, погрузившись куда-то внутрь себя, буквально как черепаха, подсунул голову под панцирь бронежилета, пытался хотя бы хоть как-то дать себе отдохнуть, понимая, что время уходит, и, вернувшись в «распологу», скорее всего, не будет времени ни на отдых, ни на еду, что нам надо будет сразу отправиться на эвакуацию, потому что уже наступала глубокая ночь.
Кое-как пристроившись, я буквально задремал. Проснулся от того, что «АММА» толкал меня в бок, а Комбат вопросительно смотрел на меня.
-Виноват, задремал, - сказал я.
Комбат впервые заулыбался и сказал:
-Горыныч, несмотря на то, что мы – чеченцы, а вы все русские тут, мы все едины и одной нации, мы все братья, и мы всегда должны приходить друг другу на помощь.
Повернувшись к тому ротному, чьи солдаты отказались выполнять приказ, сказав ему что-то по-чеченски, вспомнил о том, что я не понимаю, сказал на русском: буквально следующее:
-Так и передай всем своим, что приказы, передающиеся от командования, должны выполняться. Ты понял? - Очень жестко и грубо спросил он у ротного.
Ротный кивнул головой, комбат побледнел и сквозь зубы процедил:
-Я спрашиваю: ты понял?
-Так точно, - нехотя сказал ротный, с ненавистью посмотрев на меня.
«АММА» склонился к моему уху и сказал:
-Поздравляю, теперь ты приобрёл себе врагов в лице штрафной роты.
Я его не понял. «АММА» шепнул:
-Объясню потом.
Комбат встал, развел руки, как бы приглашая нас, и сказал:
-Пожмите друг другу руки и больше не ссорьтесь, - это прозвучало достаточно забавно в данных обстоятельствах.
И на этой «веселой» ноте все поняли, что совещание закончилось и надо расходиться.
Я подзадержался, так как хотел спросить у комбата интересующие всех нас, добровольцев, вопросы. Понимая, что, скорее всего, больше мне не посчастливится увидеть его, я спросил об обеспечении, об оружии, о питании и обмундировании, на что получил ответ, что этим занимаются. Типа: «Не ссы, все будет нормально»:
-Я думал, ты что-то серьезное хочешь спросить, иди, не отвлекай.
-Товарищ командир, разрешите еще вопрос?
И не дожидаясь, спросил:
-Комбат, кто комплектует группы на штурм?! Почему не учитываете военно-учетную специальность?! У нас погибший Иртыш со своим вторым номером - пулеметчик от Бога! Он из автомата не стреляет: не умеет. Какого хера его сунули в штурмовики?! Они даже шагу не успели шагнуть - их снайпер снял сразу же!!! Нельзя же так, бойца-пулеметчика отправить на штурм, где он совершенно бесполезен! Почему его не поставили на прикрытие штурмовых групп? В таком случае он бы смог, как минимум, подавить прицельным огнем, а в итоге что? Пулеметчика погубили, а мы, как придурки, сидели и помогали огнем, стреляя неизвестно куда.
Комбат слушал и не слышал. Его глаза наливались кровью. Какой-то хрен с горы, два дня как взявший в руки автомат, учил его, целого подполковника, тактике боя.
-Ты нас так всех будешь кидать, как мясо, на штурмы?! Имей в виду: с таким подходом нас надолго не хватит, - я постарался вложить в эту фразу истинный смысл… Разрешите идти?
-Иди.
Выйдя во двор, я тут же попал в объятия подживавшего меня ротного штрафников, который стал злобно шептать мне на ухо:
-Ты что, не мог подойти ко мне объяснить по-братски? Мы бы разобрались. Что ты ябедничаешь комбату? И так далее, и тому подобное.
Если бы он подошел ко мне и сказал: «Брат, извини за поведение моих солдат», я бы понял, но то, как повёл себя, вызвало у меня отвращение. Я даже не стал с ним разговаривать ни о чём, оттолкнул его. Ушел в темноту. Он что-то прокричал мне вслед.
Идя на тусклые огни припаркованных машин и увидав чьи-то силуэты, я спросил:
-Где мой ротный? – Так как приехал с ним.
Мне сказали, что его машина стоит впереди там, через метров 15-20. Направившись к нему, встретился по пути с «АММОЙ». Он мне и рассказал про эту роту. Про эту роту штрафбата и не только про роту. В целом про батальон. Как оказалось, все мы, 200 человек добровольцев, попали в штрафбат, самый настоящий, самый классический, штрафбат! В прямом смысле его значения штрафбат! В прямом смысле этого слова. Но в этом штрафбате существовала ещё штрафрота. Это были полные «отрицала», полные беспредельщики. И тех, кто проштрафился в штрафбате, отправляли в штрафную роту.
«Весело», - сказал я в ответ. «АММА» , это - Сыч - 2-я рота штурмовики.
Я - Горыныч – 4-я рота добровольцы, - ответил я.
Так и познакомились.
Сев в машину, начал было думать, как будем выстраивать дальнейшие отношения с теми, с кем нам придется служить и защищать нашу Родину, но это все будет потом, пусть даже завтра, а не сейчас. А сейчас спать. Пока доедем до располаги, как минимум, 40 минут удастся вздремнуть и тут же уснул.
[Летом 2023 года «АММА» и «Сыч» погибли, выполняя свой воинский долг. – примеч. Автора]
"АММА" после росписи, примерно в апреле этого года, прислал фото, похвастался, что теперь он официально женат
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 6.
Опустился туман. По дороге в располагу (расположение - прим.ред.) поспать так и не удалось. Ротный гнал «Джека» (пикап - прим.ред.) сквозь непроглядную тьму так, что порой мне казалось, что мы играем в рулетку: врезаться в бетонные огграждения, расшибиться в лепешку о подорвавшуюся и брошенную технику и автомобили или слететь с дорожного покрытия. Так как вокруг все было в минных заграждениях, то противотанковая мина, рассчитанная на десятки тонн металла, остатки Джека швырнула бы как пушинку в самое небушко. На это раз ротный выиграл в эту рулетку.
Мы вырвались окольными путями на более прямую и широкую трассу. Тут уже не так трясло и не было ям. Ротный дал по газам на полную.
—Командир мы торопимся на небеса? - спросил я ротного, - тут скорость максимум 50-60, не видно ж ничего.
—С такой скоростью мы быстрее там откажемся, - ткнув пальцем в потолок, усмехнулся он. - Тут надо передвигаться максимально быстро, иначе ты умрешь.
Впереди вспыхнули проблесковые маячки. Подъезжая все ближе, стало ясно, что дорога полностью перегорожена.
Ротный рванул свою Ксюху (автомат аксу - прим.автора). Я, уже ничему не удивляясь, снял с предохранителя свой акм, начали оттормаживаться и вглядываться, что там такое происходит.
Учитывая время суток и глушь, тут могло быть все, что угодно, вплоть до засады, линия фронта в 7 км. Спецсигналы тут у каждого третьего, их можно увидеть как на служебном транспорте силовых структур, так и на любой тарантайке.
Ротный практически полностью остановил машину, вглядываясь сквозь лобовое стекло. Мы пытались понять, почему тут поперек дороги стоят несколько военных пикапов и три автомобиля ДПС на мигалках. Ротный достал телефон. Связи не было. Где-то метрах в 15 остановились и мы. Увидели, что от машин в нашу сторону направляется какой-то силуэт и машет нам рукой.
—«Внимание», - прозвучала команда Ротного.
Я открыл дверь и буквально выпал из машины, перекатился правее метра на два, чтобы оказаться в темноте, уйдя из пучка света. Занял огневую позицию, держа на прицеле всех, кого видел. В просвете под пикапом увидел, как ротный выходит из автомобиля и направляется в их сторону.
Я отполз назад и переполз на другую сторону, так, чтоб оказаться с другой стороны автомобиля. Мне казалось, что это максимально гениальный в своей стратегии план. Так как изначально было видно, что кто-то выгрузился из правой пассажирской двери, а после выхода ротного машина оставалась на линии огня полностью и случись что, стрелять будут наугад, примерно туда, куда вывалился пассажир.
Сблизившись, ротный поздоровался с этим человеком, они обменялись какими-то словами, после чего фигура встречающего отошла в сторону, и к ротному двинулась несколько человек. Я максимально тихо передернул затвор, дослав патрон в патронник. И тут увидел, что ротный обнимается с теми, кто шел навстречу.
Стало ясно, что это знакомые ротного, но я не понимал происходящего в целом, и поэтому так и застыл в изготовке, держа на мушке всех, включая самого ротного.
Минуты полторы они о чем-то разговаривали, активно жестикулировали, что-то показывали друг другу, какие-то жесты, показывали на какого-то человека, который стоял среди них с сумкой. Ротный обнялся и с ним, что-то там они говорили-говорили, и вдруг ротный повернулся в сторону автомобиля и крикнул:
—Горыныч, это свои!
Только тогда я встал и пошёл к нему, все же держа автомат «на изготовку». Он немного удивился, увидя, что я захожу к нему со спины, спросил:
—Ты как тут оказался?
Я ему ответил, что счел нужным сменить позицию, на случай, если его пристрелят, то хоть я успею свалить и доложить о его героической гибели командованию. Криво улыбнувшись, он похлопал меня по плечу. Познакомил меня с окружающими. На самом деле, я ни хрена не понял, кто из них кто, но по звездам сообразил, что перед нами стояли высокие полицейские чины.
Откуда они тут взялись - бог знает, но что-то тут явно затевалось. Ротный за ствол опустил мой автомат, сказал чтоб я ждал его в машине. И заодно, взяв за плечо человека с сумкой, попросил меня его проводить и разместить на заднем сидении нашего пикапа. Мы пошли в сторону автомобиля, ротный остался с этими людьми.
Подойдя к машине с правой задней стороны к пассажирской двери, я решил проявить гостеприимство и предложил нашему новому попутчику помочь загрузить сумку. О чем тут же пожалел, сумка была непреподъемной. Учитывая, что я в бронике и каске мне с трудом удалось, согнувшись буквой ЗЮ, держа перед собой сумарь, пропихнуться наполовину в салон.
И тут раздалось два выстрела сразу. Краем глаза я увидел искры от рикошета пуль. Не понимая, что происходит, я вывалился из проема двери спиной назад, упал на асфальт закатился под машину и направил ствол автомата в ту сторону, где стоял ротный и та группа людей. Но и там все, включая ротного, тоже попадали на дорогу. Более или менее в вертикальном положении осталось только несколько человек, судя по всему охранники, которые судорожно искали стреляющего, водя автоматами из стороны в сторону. Я повернул голову к новому попутчику. Он ошарашено смотрел на меня, я не менее ошарашено на него. Первым заговорил я:
--Что это было?
Он ответил:
—Я сам не понял. Ты залез в машину и выстрелил два раза.
И тут у меня в голове промелькнуло, что для тех людей, которые стояли там, картина выглядела следующим образом:
я завёл их человека за машину, и тут же раздались выстрелы. Кто я, и что у меня было на уме - никто особо не знал. Но ясно было одно: их товарища сейчас, судя по всему, пристрелили. Затяни я еще хотя бы на секунду, по нам бы, наверное, открыли огонь. И я закричал ротному:
—Командир!! Все хорошо! Все хорошо, мы живы!
Взял буквально за шкирку их человека и поволок его на свет. Вышли на свет, как раз в тот момент, когда высокие полицейские чины, вставая с земли отряхивали свою форму. Охренение было такой степени, что у всех как будто бы пропал дар речи. Ротный спросил:
—Что произошло? Кто стрелял?
И тут до меня дошло, в тот момент, когда я вставал с занятой позиции, прикрывая ротного, я не поставил автомат на предохранитель. И произошел самопроизвольный выстрел. Скорее всего, я заделал спусковой крючок в тот момент, когда прогнувшись, запихивал сумку в салон. О чём я, собственно, и доложил ротному.
Их реакция меня удивила. Я думал, это как минимум гауптвахта, но они заржали. Это был не истерический смех. Это был простой реальный мужской ржач, что, в принципе, позволило и мне расслабиться, потому как я мысленно уже распрощался со свободой. Человек, который был со мной, тоже что-то говорил им, смеясь. Я так понимал, что все обсуждали то, как все обосрались.
Ротный сказал мне:
—Сними магазин, дёрни затвор, выкинь патрон из патронника, поставь на предохранитель… И давай аккуратнее, - как бы убеждаясь в том, что я его понял, добавил он.
Человек метра два ростом в балаклаве (один из тех, кто не упал на дорогу после выстрела) сверкая задорно глазами, подмигнул мне. Я выполнил всё, что сказал ротный, отвёл человека в машину и посадил на заднее сидение. Взял автомат наперевес и с максимальным важным видом стал ходить по периметру. Вперёд метров десять, затем разворачивался, снова шёл к машине, зыркая по сторонам, типа «я тут, не бойтесь, все под контролем».
Где-то на третьей ходке ротный меня окликнул и сказал:
—Горыныч, хорош ходить туда-сюда, иди в машину, ты нас всех в напряжении держишь!
Раздались нервные смешочки. Я пошел в машину. А про себя и думаю: “бляха муха, вот это облажался”. Усевшись поудобнее в кресло автомобиля, я попытался настроить потоки воздуха от печки так, чтоб обдувало больше ноги. Откровенно говоря, берцы не спасали даже от осенних заморозков.
Человек сзади попытался заговорить со мной на чеченском. Я ему сказал, что не понимаю чеченский язык. Он тут же потерял ко мне интерес. Я потерял интерес ко всему происходящему. Произошедшее немного меня взбодрило, сон улетучился.
Какое-то время ротный еще разговаривал с теми офицерами. Разговаривали-разговаривали, и в какой-то миг быстренько пообнимавшись с ротным, буквально моментально расселись по автомобилям и на дрифтах рванули куда-то в темноту. Ротный подошел, сел в машину. Посидел с полминуты молча, повернулся к сзади сидящему пассажиру, перекинулся парой слов с ним. Затем, обращаясь ко мне сказал:
—Горыныч, с оружием надо быть аккуратнее. Ты же мог и его пристрелить, и себя поранить.
—Виноват, исправлюсь.
—Проведи инструктаж со всеми бойцами, я так понимаю, что многие из вас не умеют обращаться с огнестрельным оружием.
До располаги оставалось минут 15. Спать было бесполезно, о чем-то болтали. Я что-то спрашивал, ротный что-то рассказывал, так в разговорах, сократив остаток дороги, прибыли в располагу.
Как оказалось товарищ, которого мы подобрали, был старшим братом одного из тяжелораненых бойцов, который находился с нами же в бараке. Причем он был в полубредовом состоянии, не подпускал к себе фактически никого, даже для перевязки. Может быть из-за состояния своего здоровья, может быть ещё по каким-то причинам, но когда его приспичивало, он просто поворачивался на бок и справлял малую нужду прям на пол около себя. Был вооружен и не отдавал своё оружие никому. Чем очень напрягал нас всех, потому что настроен он был агрессивно. Скорее всего, по этой причине вызвали его брата. Доставили его прямо из Чечни на машине дпс. Чтобы он сам решил эту проблему.
Вскоре этого раненого бойца забрали, и в бараке кроме нас добровольцев, не осталось никого. Мы постарались навести хоть какую-то чистоту, смыть, убрать его лежак. Проветривать как бы смысла не было, потому что там проветривалось всё насквозь 24 часа в сутки и сверху, и снизу, и сбоку. Еще раньше кто-то притащил откуда-то полубуржуйку. Где-то наломали, нарубили веток, чахлых молодых деревьев. Всё это топливо являло собой издевательскую смесь из ожидания тепла и полного разочарования. Процесс горения сырых веток сразу же затягивал удушливым дымом все помещение, но не давал ни капли тепла. Так как была уже поздняя ночь большинство бойцов, закутавшись в спальные мешки, спали прямо на бетонном полу. Часть возилась со своим снаряжением и оружием.
Неожиданно, буквально пнув ногой дверь, забежал кто-то из чеченцев и заорал:
—Горыныч, собирай группу на эвакуацию!
Я, еще не успевший прийти в себя после этой дороги, пытался ему сказать, что у нас все спят. Он посмотрел на меня, как дурака. И сказал:
—так разбуди, блять! Нужно шесть человек. Бегом!!!
Я стал обходить личный состав, спрашивать: пойдешь на эвакуацию?
—Ну, прикажешь, пойду.
К следующему: пойдешь на эвакуацию?
—Да ну, нахер, какого хрена? Я не врач, я не пойду.
К следующему: пойдешь на эвакуацию?
—Да, конечно, пойду.
Отвечали кто как, заставлять я никого не хотел.
Собрал группу из необходимого количества бойцов, пошёл докладывать командиру, а заодно и узнать: как их вооружать, во что одевать, потому что у парней, кроме как выданных ранее автоматов, не было ничего. Ни бронежилетов, ни разгрузок, ни магазинов, ни, собственно, аптечек. Ехать на эвакуацию в трусах, но с автоматами было кретинизмом.
Ротный отсутствовал, был его зам. Ризван, хороший человек, добропорядочный, с пониманием и дружеским отношением, которое располагало.
прим.автора: Меньше, чем через месяц Ризван, получив ранение, был эвакуирован в госпиталь. Не желая оставаться там в то время, когда его братья по оружию ведут ожесточенные бои, он, получив первую медицинскую помощь, вызвал за собой автомобиль. До расположения части не доехал буквально десяток километров. Автомобиль попал в ДТП. Ризван погиб. Но погиб он не в ДТП, он пал как воин смертью храбрых.
Я обратился к нему, объяснил ситуацию, он позвал двух бойцов и дал им какое-то указание. Все стали бегать по кубрикам, собирать для нас каски, жилеты, аптечки. В это время Ризван выписывал на меня промедол. Каждый шприц я брал под свою ответственность. По возвращении группы должен был вернуть или сам укол, или использованный шприц с объяснительной, при каких обстоятельствах был применен промедол. Потому что это наркотическое средство, и за его потерю или применение не по назначению грозил реальный тюремный срок.
Раздавая его бойцам, я так же объяснил, какая степень ответственности лежит на них с этими самыми тюбиками. Половина просто отказалась их брать: “нахрен оно мне надо, я его потеряю потом и тебя, и меня посадят”.
К сожалению, тогда мы не понимали, насколько важно иметь при себе промедол, поэтому те, кто взяли - те взяли, а те кто не взял - тот не взял..
При погрузке в маталыгу выяснилось, что мне с группой идти нельзя, мне надо остаться в расположении и готовить себе группу на утренний штурм. Парни уехали без меня, еще минут пять я стоял провожая их, слушая звуки лязгающих траков, доносящихся из темноты.
Парни отправлялись на эвакуацию.
Что это - никто из них даже не понимал. Из объяснений перед отправкой можно было бы представить себе беззаботную прогулку по полю. Но это было не так. Там будет жесть, раненых и не выживших надо будет искать под минометным обстрелом. И при этом умудриться остаться живым и целым самому.
Связи с нулём не было, поэтому, понимая, что сейчас я совершенно бесполезен и могу чуть-чуть выдохнуть, первым делом снял с себя каску и броник и наконец таки расслабился. Почувствовал, что безумно хочу есть и пить. Зайдя в кубрик к ротному, увидел на их столе чайник, кружку, заварку, хлеб. Больше для приличия спросил:
—Можно? - и не дожидаясь ответа, поставил чайник кипятится, кинул в кружку заварку.
Я совсем не пью чай с сахаром, но в этот раз я набухал сахара, наверное, больше, чем четверть кружки. Заваривая крутым кипятком заварку, обжегся, дернулся, пролил мимо кружки достаточное количество воды. “Да и хер с ним” - мелькнуло у меня в голове, хотя у нас каждая капля питьевой воды была на счету. Присел и задумался. Перемешивая чай, смотрел на чайные листики, на то, как они раскрываются, всплывают и опускаются на дно кружки, и задумался. Задумался о том, что в течение одного светового дня произошло столько, сколько физически не может уместиться в 24 часа. Задумался о том, что же нас ждет впереди, раз это еще даже не закончился первый день.
Мои мысли прервал вошедший седой чеченец, один из взводных командиров. Он спросил:
—Горыныч, а ты что не поехал на эвакуацию? Зассал? Ахахахаха.
—Так точно, - ответил я. - Видишь, до сих пор стекает, - показав ему на лужу под ногами.
Вояки - народ такой - юмор или понимают, или не понимают от слова совсем. Этот был юмор понимающий, но уж очень специфический. Пошутить насчет того, что мы - добровольцы - как партия тушенки, для него и многих было нормой. Пошутить насчет того, что он не хочет давать свою каску или броник штурмовику, потому что того обязательно убьют, а ему потом кишки со своего броника соскребать не хочется, и при этом густо заржать - это как бы норма. Но тут его шутку переплюнули не просто шуткой, а целым перфомансом с инсталляцией. В его голове происходило что-то. Он наверняка думал: “нет, не может быть, я же шутил, а значит помочится он не мог. Тогда в чем подвох? Откуда лужа?
Так и не поняв, как и что, на его лице появилась брезгливость. Он начал ругаться на чеченском. Наблюдающие все это ребята чеченцы заржали, тыкая в него пальцем и что-то говоря. Взводный видно всё понял, обиделся еще сильнее, заругался и завалился на кровать.
Располага - что она представляла из себя?
Это было заброшенное, наверное, автохозяйство с административным зданием, которое делилось на семь кабинетов и один большой зал.
Из этих семи кабинетов два были заколочены. Остальные (кубрики) были достаточно нормально приспособлены для жизни солдата. Там были и деревянные нары, и утепленные окна. С потолка не капало, из щелей не дуло. Каждый кубрик был рассчитан человек на 8-10.
Комната командиров была просторнее всех: там стояло только четыре койки и с самыми настоящими матрасами. На койке седого взводного был дополнительно водружен толстенный пружинный матрас.
Тот большой зал без окон и с решетом вместо крыши стал нашим пристанищем. Нар не было. Был бетонный пол, коврики пенка и спальники. Отоплением считалась малюсенькая печка буржуйка. Любая изморось с неба каким-то чудесным образом концентрировалась именно на нашей части крыши и долго-долго орошала нас, не давая просохнуть ни нам самим, ни бетонному полу.
Все начали заболевать. Лекарств не было. Нормального питания не было. Быстрозавариваемая лапша, майонез, хлеб - это был наш рацион.
Таково было наше расположение и житие-бытие в нем.
За все эти дни я так и не обзавелся собственным местом. Понимая, что ляг я на бетонный пол - это кранты, я после ранения легких просто уже не встану. Поэтому старался спать урывками: то в машине, то еще где-нибудь. Однажды открыл какую-то дверь и увидел комнату 1,5 на 2 метра, в которой практически все место занимала старинная софа и какая-то продавленная кушетка. Я, уже не спавший несколько суток, как на автомате зашел и бахнулся в чем был на эту софу.
https://vk.com/video-222376229_456239052
Проснулся от какой-то дикой вони. Открыв глаза, увидел, что лежу между двух войнов в обнимку. Воняло от них. Судя по тому, что они были грязные настолько, что любой бомж в сравнении с ними был бы напудренным и надухареным нарциссом, было ясно: парни еле доползли с передка (с передовой - прим.ред.).
Как мы втроем уместились на этой старой софе еще можно было понять, так как лежали боком и в обнимку, плотно прижавшись друг к другу. Но как она не рухнула под нами - это осталось тайной до сих пор. Как оказалось, я проник в комнатушку, где размещались трое разведчиков. Их постоянно не было в располаге, они практически безвылазно находились в серой зоне. А именно сегодня вернулись буквально на день и тоже на автомате загрузились в койку. Те двое, что бахнулись на софу, даже не поняли, что там кто-то уже лежит. Я было попытался аккуратно подняться, чем потревожил одного из них:
--Ты кто? - удивленно спросил он меня, продолжая обнимать.
Словно это что-то должно было объяснить, я ответил:
—Горыныч.
Он спросил:
—А тут что делаешь?
—Спал.
—А. Ну спи, будешь вошкаться - задушу. И он заснул, словно и не просыпался.
Я все же изловчился и выбрался из их дружеских мужских объятий, тихо вышел, прикрыв аккуратно дверь.
Вернемся все же в комнату командиров батальона «А», где я, проводив группу эвакуации, сидел и попивал чаёк.
—Горыныч, ты выбрал с кем пойдешь утром на штурм? - спросил меня Ризван.
—Пока нет, но уже предполагаю, что возьму сыновей и еще двоих.
—Тогда заранее соберитесь, подготовьте броники, каски. Возьмите минимум по 10 магазинов, гранат, дополнительный БК. Обратись к старшине, он все выдаст. Придет маталыга с подорожниками, выгрузим раненых, на ней же и отправим вас на ноль.
Допив чай я пошел собирать группу.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 7.
Зайдя в казарму, обратился к оставшимся в состоянии что-то слышать парням:
–Утром на штурм, кто со мной?
Кто-то демонстративно «спал», кто-то повернулся спиной.
–Я! - сразу же сказал боец с позывным «Муль».
Рядом лежащий боец заворчал:
–Бля, Серега, ну нахера, твою мать.
–В смысле нахера, брат? Мы сюда для этого и прибыли, - ответил Муль.
Теперь поднялся и тот что ворчал:
–Только засыпать начал, ну епт, Серега, записывайте и меня тогда.
Парни сдружились еще с Гудермеса и всегда держались вместе.
–Я с вами, - раздался еще голос.
Молодой паренек с позывным “Аполлон”, внимание на которого я обратил еще ранее, так же вызвался с нами на штурм. Сыновья молча пошли собираться, если быть точнее - побираться. Каждый раз, когда нам предстояла какая-нибудь задача, нам нужно было ходить по кубрикам и выпрашивать: у кого-то каску, у кого-то броник, у кого-то магазин, у кого-то подсумки.
Сказать что нам это не давали - нет так не скажешь, по началу мы даже были удивлены той братской готовности поделиться. «Брат, вот тебе броник, вот тебе каска, вот тебе все, что надо», - снимал с себя тот, к кому подходили с просьбой. Только потом мы, потеряв в боях розовые очки, поняли, что отдавали нам все только потому, что оставшись сам без всего, отдавший всё боец ароматически выбывал из списка кандидатов, идущих на штурм или эвакуацию.
Было, наверное, часа два-три ночи. Часы мне откровенно мешали, не давали кисти работать полностью, и я их не носил. Нокиа-фонарик держал всегда под броней в тепле, чтоб максимально протянуть длительность работы батарейки. Следить за временем потеряло всякий смысл. Всё кружилось, словно одним сплошным водоворотом.
–Горыныч!?
–Я! - побежал на голос, крикнув через плечо уже собравшейся группе штурмовиков, - не расходимся, боевая готовность!
–Тебя срочно к ротному, - сказал мне какой-то боец из темноты.
Зайдя в комнату командиров, я словно переступил некий портал и попал в теплое, даже жаркое и, главное, сухое помещение. Тут был даже вай-фай. На столе лежал кусок вяленого мяса, лук, хлеб. Стояли какие-то люди и смачно откушивали.
«Да ну нах», - подумал я, - «с чего ты меня позвали за барский стол?»
–Горыныч, там на кордоне маталыга с добровольцами, их надо опознать. Срочно езжай туда, составишь списки раненых и погибших, - сказал ротный.
–Есть! Разрешите выполнять?
–Иди, - ответил жующий рот, и добавил, - только срочно! Вам скоро на штурм!
Я вышел из комнаты, успев вспотеть от жары и духоты. С меня тек ручьем пот. Выбежав на улицу и метнувшись из стороны в сторону в черноте непроглядной ночи, я понял, что ехать «срочно» придется на своих двоих, так как что-либо хоть мало-мальски напоминающее транспорт отсутствовало напрочь. «Вот тебе на» - подумал я и вернулся в комнату командного состава.
Зайдя в двери уже без всей этой мишуры типа «разрешите доложить/виноват/так точно-с», с порога спросил:
–Мне хрен горбатый оседлать и на нем помчаться?
Ротный поперхнулся, остальные с вылупленными глазами смотрели на меня, не понимая самой сути фразы.
–Я говорю, мне на чем «СРОЧНО» на кордон мчаться?! Пешком я пока туда дойду, там даже трехсотые двухсотыми станут, вашу маму!
Ко мне повернулось сразу несколько человек, зацепившись ушами только за концовку моей тирады в фразе «вашу маму».
Стоящие вокруг стола и отрезающие себе куски мяса, срывая их зубами прям с ножей, застыли так, словно их заворожили. Хлопая глазами и перестав жевать, они переглядывались друг с другом и не понимали, что за хрень укусила этого невзрачного мужичка, потерявшего страх перед их нереальной крутостью. Крутостью, воспетой всеми мессенджерами и подтвержденной кучей разного рода грозными шевронами и всевозможным оружием, которое только можно было на себя навесить.
Еще раз оглядев друг друга на предмет наличия всего вышеперечисленного и убедившись что все на месте, один из них усилием кадыка, минуя стадию пережевывания, проглотил кусок мяса и спросил:
–Э! Ты что такое говоришь?!? Ты маму не трогай, - вытирая нож об рукав он двинулся ко мне.
У меня упало забрало.
–РУССКИЙ ХУ..ВО ПОНИМАЕШЬ?!?!МАШИНА ГДЕ?!?! Мне раненых и двухсотых надо ехать опознавать. Я туда на чем по вашему должен “СРОЧНО” материализоваться?!?
Будучи не местным и заехавшим, как говорится, на огонек к товарищам, а потому категорически не вдупляя, что к чему и кто я такой, если позволяю так себя вести, бравый и грозный воин с ножом отступил, ищя глазами поддержку у ротного. Ротный с таким же измученным, как у меня, выражением лица сказал:
–Собар де (подожди), - взял телефон и кому-то позвонил. - Ризван, салам алейкум. Ризван, тхо долчу вола располага ву (Ризван, здорова, приедь в располагу).
Ротный обратился ко мне:
–Горыныч, сейчас подъедет Ризван, съездишь с ним, - и, обращаясь к отсталым, сказал, - Ас доьху хьоьга, со самаваккхахьа ворх сахьт даьлча (разбудите меня в 7 часов).
Подойдя к столу, я взял нож, отрезал кусок мяса, половину буханки хлеба. В этот момент, словно очнувшись, стоящие у стола стали подавать мне в руки луковицы, помидоры, пачку галет.
–Баракалла (спасибо), - сказал я и вышел, пяткой подтолкнув закрывающуюся за мной дверь. Очумевший от адреналина и солдатской смекалки отнес всю снедь парням, подкрепиться перед штурмом.
Парни были уже готовы. Вышли покурить, стояли, тихо разговаривая о том о сём. Ворота в располагу были открыты настеж, вокруг не было ни души кроме нас. Где часовой? Где вообще элементарный кпп? Пройдя вдоль ограждения, понял, что дальше не пролезу, так как там начиналось хоть и жиденькая но лесополоса с заброшенными домами. Если бы кто-то зная, что тут сейчас дрыхнет больше полроты солдат, захотел нас всех вырезать, он мог бы идти с фонарем под любимый трек с бумбоксом на плече - никто б даже не воспрепятствовал проникновению врага на территорию расположения нашей роты. Это было настолько дико. насколько и немыслимо. Я вернулся в располагу, разбудил командиров отделений добровольцев, поставил задачу организовать ночное дежурство тройками. За мной зашел боец с позывным “Абу Даби”, доложил, что приехал Ризван.
–Парни, я даже не знаю, сколько по времени займет это всё, так что постарайтесь вздремнуть. И мы уехали.
Ехать было, в принципе, недалеко, но, во-первых, ночью, когда такая тьма, что впору ходить с прибором ночного видения, я бы и с ним умудрился заблудился. А, во-вторых, шляться по ночам одному, считай, в желтой зоне, это безумие и даже не отвага.
Доехав до кордона, мы переговорили с медиками и принялись осматривать тела. Раненых уже увезли, остались только двухсотые. Медики особой активности не проявляли, мне пришлось залезть в кунг КамАЗа, в котором друг на друге лежали черные мешки. Дали маркер, ручку и ведомость. Начав расстегивать первый, понял, что опознание будет не из легких. В мешке было нечто напоминающее человека-мягкую игрушку, выкинутую на мусорку, с торчащими из туловища кусками ваты, бинтов, кусков плоти, костей. «Начинай!» - пульсировало в моей голове.
Номер жетона-вписал.
Шеврон с позывным-вписал.
Визуально постарался по остаткам внешних характерных признаков сопоставить с тем, кого я знал при жизни. В своем планшете нашел фио бойца.
Вписал в ведомость.
Застегнул мешок.
Маркером написал позывной, номер роты, номер взвода.
Готов.
–Горыныч, надо быстрее, мы не можем тут долго стоять, - крикнул кто-то в кунг с улицы. - Нас накроют.
–Ну так давай сюда, ворочай мешки, откладывай в сторону. Я один тут не справлюсь.
Двое запрыгнули в кунг, дело пошло быстрее. На третьем я впал в неконтролируемую злость. Еще совсем недавно все эти парни, храбро явившееся по зову сердца в подготовительный лагерь, смеялись, готовились и, не успев приехать сюда, превратились в то, что перестало быть человеком, и теперь их ворочали, словно пакеты с мусором.
Не так я представлял себе «своих не бросаем». Не так..
Внимание: Жестокие кадры. Впечатлительным и лицам с неустойчивой психикой к просмотру не рекомендуется.
https://vk.com/video-222376229_456239054
Лежали бездыханные тела, изувеченные и совершенно не похожие на тех, кто еще утром давал прикурить или поправлял на тебе вещмешок. Вместо знакомых мне пацанов из черных пакетов на меня смотрели лики смерти.
–Пять опознанных, где шестой? - спросил я старшего мед. группы.
–Какой шестой? - не понял он.
–У меня информация, привезли 6 двухсотых, тут 5. Отсутствует одно тело.
–Как отсутствует? - не понимал старший медик.
Это начало раздражать.
Спустившись к ним и со свистом обеими ноздрями вдыхая и выдыхая свежий воздух, пытаясь выдохнуть из себя густо забившую легкие смердящую смесь из грязи, пота, горелого мяса, свернувшейся крови и самих мертвых человеческих тел, я сказал:
–Смотри, - показывая ему растопыренную кисть своей руки, - сколько пальцев? Пять? Пять. Шестого нет? Нет. Так же и там, - кивнув головой в кунг сказал я, - шестого тела нет.
Медик что-то сказал тем двоими, они начали ворочать и переворачивать мешки с телами.
«Боже, какие же кретины. Вы думаете, что мешок куда-то закатился?!? Ну раз вы, типа ищите, то хоть в округе осмотрите, хер ли вы кунг-то обыскиваете», - смотря на них думал я.
«В кунге светлее», - подсказала логика..
–В общем связывайтесь с госпиталем, может тело осталось в маталыге, и его отвезли туда?
–Да нет, мы же их на пикапах отправили, маталыга ушла за другой группой.
–Связь с ней есть?
–Нет. Но есть связь с нулём, где сейчас ожидает группа эвакуации.
Вызвав по рации подорожников на нуле, объяснили им ситуацию, что, скорее всего, в спешке в маталыге остался двухсотый и попросили по прибытии коробки проверить и доложить. Ожидая информацию, стали заполнять бумаги, кто есть кто и из какого взвода. В эфире доложили, коробка пустая, тел нет. Отправили бойца в госпиталь, чтоб узнал у парней, сколько двухсотых они привезли. Через некоторое время тот позвонил, сообщил. Шесть.
«Может ожил? И его отправили с трехсотыми?» - подумал я воспаленным мозгом, но вслух произнес:
–Пусть узнает, сколько там раненых.
Раненых тоже оказалось ровно столько, сколько должно было быть.
Шестого не было.
В эфире раздался голос командира отделения «подорожников»:
–Прием-прием, у нас проблема. Видим раненого, пытаемся подойти, он отстреливается.
В целом ситуация нормальная, с учетом того, что ты находишься на поле боя уже почти день, ранен, и к тебе ночью движешься какая-то группа, связи нет, понимания, что это свои, тоже. «Я бы не только отстреливался, наверное, еще и гранату накинул», - подумал про себя.
–Прием-прием, наши действия? Он не подпускает к себе. Пытались установить с ним контакт, похоже жестко контужен. На контакт не идет, за своих не принимает.
–Киньте в его сторону дым и попытаетесь аккуратно обезоружить.
В эфире было слышно, как кто-то полукриком пытался вразумить того самого раненого, в ответ он кричал что-то на чеченском.
Один из рядом стоящих взял рацию и сказал:
–Парни, скажите ему “салам алейкум, нохчо вуй хьо?”
Немного понимая, что он говорит, я «посоветовал» ему вдобавок научить их сказать: “Не бойся, брат, мы пришли с миром, как твое самочувствие?”
–Ты слышал, он контужен? Какой ему нохчивуй!?
Наконец в эфире раздалось:
–Всё, упаковали, выезжаем. Груз триста, двести нет. Встречаете.
«Так куда же куда делся шестой?..» - не давала мне покоя эта мысль.
–Кто их вез? Кто был старшим? - спросил я у принимающих.
–Мы не знаем, вы же все новенькие.
–Ризван, пока маталыга идет, погнали в штаб, узнаем, кто у нас был там командиром, попытаемся понять, кого они везли?
–Нет-нет, не уезжайте, маталыга будет уже скоро. Там трехсотые, их тоже надо быстро осмотреть, опознать и отправить в госпиталь, - сказал старший медик.
На этой маталыге возвращались мои парни, которых я отправил ранее на эвакуацию.
–Ок, дождусь, тут встречу. Надо убедиться, что с ними все в порядке.
Вдали со стороны нуля появились тусклые огни. Это не маталыга, у нее нет света. Огни приближались достаточно быстро. Тут, в этом месте, в трех километрах от “ленточки” все непонятное нервировало. Пикап подлетел, буквально без малого не въехав в нас, некто спрыгнул с кузова что-то прокричал на чеченском. Все врачи засуетились, рванули к пикапу. Я стоял, облокотившись на камаз, и наблюдал за происходящим. Из кузова начали вытаскивать тело. Переговоры медиков с приехавшими на пикапе превратились в какую-то смесь ругани и нездорового смеха.
–Братан, вот походу и шестой! - крикнул мне кто-то из медиков.
Его тело принесли к камазу. Я его сразу узнал. Да, это был наш доброволец. На мой немой вопрос мне ответили:
–Ребята из соседнего подразделения возвращались с нуля, так как ехали быстро и при потушенных фарах. Дорогу видели только по краю светящей на обочину фары. На что-то наехав остановились, вернулись, увидели тело. Сначала думали, что сбили солдата, потом по ранениям и окоченевшим конечностям поняли, что наехали на труп. Забрали с собой.
Теперь оставалось выяснить, как этот боец оказался на дороге. Выкинуть его явно не могли. Не для того рисковали жизнями, вытаскивая с поля боя. Но что же произошло? Ответа не было.
–Пакуем его и валим отсюда быстро, иначе нам тут всем сейчас Братскую могилу устроят, - крикнул старший группы, - маталыга идет с трехсотыми, принимать будем в располаге, тут уже достаточно засветились.
Суетясь, быстро-быстро погрузили тело в мешок, закинули в камаз.
Все попрыгали в машины. Мы разъезжались, так как вероятность прилета по месту нашего скопления была максимальной.
Ризван полусонный встрепенулся, спросил:
–Поехали?
–Да, брат, погнали в располагу.
Подъезжая к расположению, попросил Ризвана высадить меня несколько ранее, чтоб пройти пешком до ворот, проверить посты. Метров за 10 услышал окрик:
–Стой! Кто идет!!!
–Свои, - крикнул я и подумал «не сработало, своим может представляться кто угодно. Нужны пароли».
Ризван заехал на территорию, вдали послышалось громыхание маталыги, подъехали медики. Маталыга проперла мимо ворот через кусты и деревца. Начали выгружать раненых. Я выцепил старшего группы, попросил доложить, что да как.
–Поставленную задачу выполнили, потерь среди личного состава нет, - не своим голосом ответил он.
По глазам было видно, что жизнь этого человека уже не будет прежней. «Контуженного» выгружали почти связанным, им действительно оказался кто-то из чеченцев. Когда старшие командиры увидели, что его связали, начался ор.
–Кто, бля, его связал? Вы чо? Ва мы да вас!! Развязать, суки, немедленно!
Один из бойцов сказал:
–Командир, не надо, он буйный.
Оскалив зубы и клацая ими от злобы, буквально в лицо прокричал, срываясь на фальцет:
–РАЗВЯЖИ Я СКАЗАЛ!!!
Сплюнув под ноги в свете фонариков, боец начал развязывать мычащего и мотающего головой раненного чеченца. Как только его руки освободились, он выхватил пистолет и начал щелкать затвором. Патронов не было. Парни навалились на него, выхватив ствол.
Один орал:
–Откуда у него пистолет??
Второй орал:
–А я откуда знаю?! Я у него только автомат забрал!
Командир, который лязгал зубами, требуя развязать - исчез.
–Туши фонари! Всех в располагу. Там разберемся, кого куда. Парней на отдых, - сказал я старшему группы.
Ко мне подошел один из прибывший бойцов-спасателей:
–Горыныч, там, я слышал, потеряли кого-то?
–Да.
–Слушай, Горыныч, я с прошлой командой был. Мы когда их грузили, места уже не было, поэтому его сверху на броню положили и привязали как могли. Он, похоже, упал где-то по дороге.
–Да, его уже нашли.
–Ну и слава богу, - с искренним облегчением выдохнул он, - я пойду, за нами должен ротный приехать.
–Да, конечно, иди.
Медики разбирали раненных и увозили в госпиталь. Парни, приехавшие с эвакуации частью своей толпились во дворе, другая часть зашла в располагу.
–Не кучкуйтесь, - проходя мимо, уже на автомате сказал я в темноту, вспыхивающим от затяжек огонькам сигарет. Потом вернулся, обнял каждого, сказал:
–Спасибо, пацаны.
Парней словно прорвало..
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Часть 8.
Да, по-другому и не сказать, парней словно прорвало. У каждого из нас эта эвакуация была впервые. Что происходило там на самом деле? Никто так и не понял. Все побывали в какой-то мясорубке: тьма, разрывы мин, крики о помощи, желание выжить.
И страх быть раненным. Парни рассказывали, как фактически вслепую прощупывали землю, кричали, спрашивая темноту:
–Есть кто живой?
А в это время рядом разрывались, прилетающие со стороны противника мины. Первым делом, найдя живого, устанавливали с ним контакт, спрашивали характер ранения, может ли идти сам. Как правило, после длительного ожидания и потери крови, самостоятельно передвигаться не мог уже никто. Поэтому, собрав все силы, каждого приходилось нести на себе, волочь по земле. Никто из нас не был даже близко знаком с тактикой эвакуации раненых из красной зоны.
Постояв покурив, сказал парням:
–Попытайтесь отдохнуть и не принимайте все близко к сердцу. Это не первый и последний раз, иначе сердца не хватит.
Сам же пошел за штурмовиками.
Маталыга у нас была одна, и мехвод тоже один, поэтому он пахал в режиме 24/7. Первое время никого в помощниках у него не было. Андрюха - «ПУЛ» - мехводом стал тут, так как умел обращаться с техникой, о чем, собственно, и сказал отцу-командиру, построившему нас однажды и задавшему вопрос:
–Сыны Отечества! Горжусь вами! Каждый из вас - герой и бла бла бла. А в конце спросил: среди вас случайно нет умеющих с тракторами обращаться? А то нам досталась маталыга, но она пока не на ходу. Её б починить да начать использовать во благо государства. Да и чего греха таить, нам самим будет с ней гораздо удобнее.
Тогда вот Андрей и сделал тот самый шаг вперед. Он пришел так же, как мы все, добровольцем. Оставив уютный дом, жену, ребенка. Пришел, потому что приказало сердце. Случилось так, что в момент его прибытия в расположение, выяснилось, что МТ-ЛБ разбита, и никто не знает, как ее восстановить, более того, даже управлять ей никто не может.
Провели опрос личного состава: кто имеет хоть малейшее представление о гусеничной технике? Андрей вызвался сам и позвал с собой ещё более молодого парня, так как считал, что невыполнимых задач не бывает.
На протяжении 4 дней парни жили в этой консервной банке. Без сна и отдыха, буквально "на коленке" пытаясь оживить эту груду металла. Были затяжные дожди, холод. Но они не сдались, и в итоге она поехала.
У нас появился первый транспорт. И это заслуга Андрея и Дани - молодых пацанов, хлопающих глазищами на этот мир, видя его словно впервые каждый раз.
С этого дня время для них перестало существовать в прямом смысле этого слова. Они перенеслись в какую-то параллельную плоскость, по которой 24 часа гоняли, насквозь пропитанные машинным маслом и солярой. Их, чумазых как чертенят, узнавали только по улыбкам и сверкающим глазам. Где и когда они спали, как и что они ели - никто из нас не знал и не понимал. Казалось, они без перерыва мотаются на передовую, отвозят БП и забирают раненых. Потом пошли двухсотые.. Своих не бросаем..
А пока мы стали грузиться в эту железяку и ждать приказа на штурм. Взяли для перекуса по паре сникерсов и по две бутылочки воды 0,5. Больше брать смысла не было, потому что это было тяжело тащить, приходилось выбирать: или еда, или БК.
Все обезболы, которые я забрал у прибывших подорожников, сдал ротному. Отчитался о количестве раненых, о количестве двухсотых и доложил о готовности штурмовой группы.
Ответ:
–Ожидайте.
«ПУЛ» как обычно что-то ремонтировал. Мы потихоньку согревали своими телами металлическое тело этой консервной банки. Минут через пять ожидания к нам подошел кто-то из бойцов и сказал:
–Ребята, выгружаетесь. Ждем еще две группы.
Так, как мы провели фактически сутки без сна, рубило по-чёрному. Хотелось спать так, словно ты - уже не ты, и твой мозг оторван от реальности. Всё делали как бы на автомате, с подавленными рефлексами. Дали команду “идти” - пошел, дали команду “встань” - встал.
Парни зашли в казарму, и сразу же кто где прислонившись к стене задремали. Тут было не теплее, чем на улице, к тому же стоял смрад такой, что временами хотелось наружу.
Стало холодать. Холод не давал заснуть, все ворочались. Пытались поймать то положение, в котором было бы удобно и сидеть, и не затекать, и в то же время дыханием пытаться согреть себя же, направляя на выдохе струю теплого воздуха под бронежилет.
“Надо пойти уточнить, что мы там будем делать”, - подумалось мне. Пошел в комнату старших командиров.
–Разрешите уточнить задачу штурмовой группы. Какая будет связь? В каком составе? И какая последовательность наших действий? Какая конечная цель?
Иначе получится, как вчера, что мы нихрена ничего не понимая, с шашками наголо побежим совершенно в другую сторону от противника, но будем свято убеждены, что, бл**ь, наступаем.
Ротный мне сказал, что сам пока толком ничего не знает, что ждём сейчас прибытие двух основных групп штурмовиков.
Началась какая-то возня, кто-то что-то не поделил в коридоре послышались крики, ругань и звуки начинающейся драки. Это было дико. Два бойца в состоянии какого-то дурмана, схватившись друг за друга фактически устроили мордобитие. Их стали разнимать. “Состояние невменяемое, что-то употребляли” - заметил я сам себе.
Так как это меня не касалось совершенно, я пошел на улицу, в этот момент кто-то окликнул, догоняя:
–Горыныч, а где оружие такого-то такого-то (непонятный и неизвестный мне позывной)?
–А кто это такой? - спросил я.
–Да это тот трёхсотый, которого вы привезли, который отстреливался.
–Я не знаю, где оно, - сказал я, направляясь на выход из располаги, а спрашивающий меня шёл следом. - Иди в маталыгу посмотри, может быть он там оставил.
–Так ты бл@@ь сам сходи и посмотри, - ответил я ему.
Мы вышли из расположения.
–Вон видишь фонарь светится, вон там мотолыга. Иди посмотри, что там тебя интересует.
Стоя на свежем воздухе, я пытался прийти немного в себя, осмыслить всё, что произошло за сутки. И прикинуть, что нас ожидает сегодняшним днем. Пройдясь вглубь двора и успев окончательно замерзнуть, я решил все же вернуться в казарму, Зайдя в тамбур, увидел, как впереди показался силуэт чьей-то фигуры. И тут же захлопнулись обе двери: и передняя, и та, что за мной. Я сделал шаг влево и прижался к стене. Замер. Услышал зловещее:
–Где ты, су@а?
Было понятно, что кроме меня в тамбуре, есть ещё двое. Двигаясь навстречу друг другу и шаря в темноте, как бы пиная ногой воздух, они совершали удары руками в пустоту, так или иначе пытаясь найти меня. Тамбур для нас становился меньше спичечного коробка, и, сработав на опережение, я дернул затвор. Пауза.
Шарканье ног прекратилось.
–Ты чё, су@а? - прошипел совсем рядом голос.
–Пристрелю, - ответил я.
По голосу узнал того, кто посылал меня в маталыгу искать оружие.
–Слышишь, Горыныч, ты что, охренел? Ты, бл@@ь, с кем так разговариваешь? Да я тебя сейчас, су@а, на кукан посажу. Да я тебе сейчас, су@а, горло перегрызу.
–Тихо тихо, у меня палец сейчас на курке. В кого из вас я попаду, мне совершенно насрать, но прежде, чем кого-то из вас завалить, я бы хотел понять, что тебе не понравилось в моем разговоре. Ты может меня с кем-то перепутал?
Это чуть-чуть остудило пыл говорившего со мной, и он сказал мне:
–Я тебя когда спросил про оружие, ты начал отвечать мне матом. Кто тебе позволил отвечать мне “бл@@ь”?
Если бы в помещении было светло, они бы увидели, насколько моё лицо расплывается в недоумевающей улыбке.
–Ты что, серьёзно? - спросил я. - Ты сюда из института благородных девиц прибыл? Ты так от сказанного для связки слов “бл@@ь” возмутился, что вы меня решили подкараулить вот в этом тамбуре, как дешевые гопстопники?
–Э, братан, со мной так никто не имеет права разговаривать, - ответила мне темнота.
–Э, братан (стараясь максимально изобразить его же это вот «братан»). Если тебе не нравится, как я отвечаю, ты ко мне больше близко не подходи. Не задавай мне вопрос, понял? А теперь пойдём-ка выйдем на свет, чтобы я разглядел твою морду, - взяв его резко за какую-то частей тела, которая попалась мне в руки.
Второму стоящему за спиной сказал:
–Дёрнешься пока я спиной к тебе, я твоему другу очередью весь магазин всажу.
Вот таким вот дерзким напором я, обескуражив их, вытащил в коридор, где тускло горела лампочка. Увидел перед собой одного из тех, кто всегда бегал рядом с ротным.
Сказал ему буквально следующее:
–Э, братан (снова копируя его манеру произносить это слово). Ты не попутал? Ты что, реально хотел меня вот так вот прессануть, как какого-то мальчишку, в тамбуре? Имей в виду, ещё раз ты посмеешь посмотреть в мою сторону косо, тебе придётся не просто бежать отсюда, тебе придётся бежать так, чтобы тебя не догнала пуля, потому что теперь ты у меня на мушке постоянно, 24 часа, и не только у меня, а у всего моего отделения, и не только ты, а все вы теперь будете у нас на мушке. Если вы настолько шакалы, что решили вдвоём, воспользовавшись темнотой, напасть на одного, то вам придётся теперь бояться каждого из нас.
В то время, пока я произносил всю эту речь, эти двое стояли, хлопали глазами и, как рыбы, вытащенные из воды, открывали и закрывали рты. Отстегнув показательно магазин, я передернул затвор, выкинул патрон из ствола. Вставил в магазин обратно. Дёрнул затвор снова, зарядив автомат. И, уже обращаясь ко второму из них, который всё это время порывался накинуться на меня, выжидая момент, сказал:
–Услышишь этот звук - молись, потому что патрон в патронник я загоню лично для тебя, лично для каждого из вас.
Оставив их в состоянии, близком к состоянию подростка, которого прилюдно отхлестали по щекам, я пошёл к своим парням.
Зайдя во внутрь нашего каземата, позвал всех командиров. Рассказал им об инциденте.
–Парни, имейте в виду, эти, - я махнул головой назад, - не воспринимают нас за людей совершенно, каждого из вас будут пытаться прогнуть, сломать, поэтому каждый из вас должен быть готовым дать отпор. Я как ваш командир беру на себя ответственность на случай применения вами оружия. Честь и достоинство превыше всего, никто из них не имеет права разговаривать с вами, унижая ваше достоинства. Никто из них не имеет права в отношении вас проявлять какие-либо действия, унижая вашу честь. У вас есть оружие, и вы можете отстаивать не только честь и достоинство, вы также можете защищать как себя, так друг друга. За последствия ответственность возлагаю на себя.
Как оказалось, это не первый инцидент. Тут уже и парни начали добавлять, что их уже пытались где-то заставить, где-то отнять и забрать что-то из личного имущества. В общем ситуация решительно накалялась. Казалось, что нас собрали тут просто для целенаправленного уничтожения. «Деды» днем отсыпались, а к вечеру, когда ротный покидал расположение, все эта тараканья рать выползала и начинала шерудить по всем углам, выискивая и вынюхивая. Большая часть из них что-то явно употребляли.
Ночные драки среди них со стрельбой стали нормой. Беспредел нарастал.
Парни добровольцы уже начали роптать. Нас просто использовали как «мясо». Нам не давали возможности ни отдохнуть, ни постираться, ни высушиться. С самого первого штурма, нас сразу же бросали на работы по эвакуации. После эвакуации бросали на штурм, потом закидывали на удержание каких-то позиций. И самым раздражающим было то, что мы не понимали, что мы делаем вообще, нас постоянно хватали, пинали, толкали, кричали: “давай, давай, быстрее, быстрее!”
А что давать? Зачем давать? Как давать? - мы вообще не понимали, нам никто ничего не рассказывал. Нам никто ничего не объяснял.
Через неделю буквально все встали на дыбы и, собственно, разразился конфликт. Добровольцы - это простые обыватели, там были пацаны по 20 лет, были взрослые парни и взрослые мужчины. Даже уже пожилого возраста. Порядка трёх-четырёх бойцов лет под 70. В общем, добровольцы - это не мобилизованные, не контрактники. Это мужчины всех возрастов со всех уголков России буквально.
И вот мы все собрались в этом бетонном мешке без окон, без дверей, без крыши. Натаскали что-то там из досок, что-то там из веток. Где-то кто-то нарыл и притащил целлофан, что-то где-то затянули, соорудили какую-то буржуйку, быт вроде бы начал налаживаться, по сравнению с тем, что было первоначально.
Но вот это отношение к нам, как пушечному мясу - оно настолько нервировало, что ты постоянно был в максимальном напряжении. Даже во сне. Ты спал вполглаза, не раздевшись, и всеми фибрами сканируя пространство вокруг себя, чтоб хоть на мгновение опередить подлетающего озверевшего «старшего-брата». И таких нас, подгоняя “быстрее, быстрее, быстрее” вновь отправляли вместо себя на передовую.
В итоге мы приняли решение, что так дальше не должно продолжаться. Откровенно говоря, я, переступив через все сомнения, просто подошел к ротному, попросил созвать всех командиров взводов и сказал, что если так будет продолжаться дальше, то мы будем противостоять вашему беспределу. А начнём с того, что поставим на входе, в так называемую казарму, пулемёт. Будет нужно - расставим растяжки. И если кто-либо ворвётся к нам, кроме дневального, и будет что-то там орать, якобы кто-то из нас что-то кому-то должен, мы будем просто стрелять. Потому что мы никому, кроме Родины, нихера не должны. И долг свой отдадим сами. Помощники в виде вышибал в вашем лице ни одному из нас не нужны. Конфликт фактически дошёл до рукоприкладства и драки. Ротный забил на всё и не появлялся в расположении. Тут творилась анархия.
И мы действительно поставили пулемёт на вход. Несколько ночей мы не спали, прямо показали своё решимость. И это очень сильно помогло, с нами начали считаться.
Наших боевых товарищей, назовем их так, в любом случае, они нам товарищи, даже можно понять. Просто обстоятельства были такие, что каждый выживал, как мог и люди, которые находились на фронте уже по несколько месяцев, видя прибывшие свежие силы в лице добровольцев, наверное, обоснованно считали, что теперь мы должны делать всё то, чем они занимались здесь. Поэтому нас бесцеремонно, просто как баранов, хватали, пинали, закидывали в маталыги, отправляли на штурм. Да и Бог бы с ним, но отсутствие организации - это было самое ужасное, что можно было представить. Организации не было никакой.
Возвращаясь к моменту того, когда мы прибыли на территорию СВО.
Мы все были уверены, что нас, в принципе, обеспечат и обмундированием, и средствами защиты. Дадут оружие, введут в курс дела и поставят понимаемые правильные боевые задачи. Но когда мы столкнулись с реальным хаосом, с неорганизованностью - мы растерялись. И какое-то время мы не знали, что с этим делать. А потом решили, что так дальше не должно быть и отправились к ротному, заявив ему, что у добровольцев будут свой командир. И командир с их стороны будет общаться только через нашего командира.
Эта задача выпала мне. Так я стал командиром двух усиленных взводов добровольческих штурмовых отрядов. Слава Богу, к тому моменту я уже сориентировался, где, как и что. И кто есть кто. Мы смогли добиться и согласовать, чтобы нам позволили расквартироваться в ближайшем населённом пункте под моё клятвенное заверение о том, что при первом же сигнале Боевой тревоги весь личный состав, вверенный мне, будет собран в казарме в течение 15 минут.
И тогда мы начали расселяться по домам. С этого момента началось наше знакомство с местными жителями. Да, многие из них были рады. Невзирая на то, что им пришлось пережить, они все-таки были искренне рады нам как освободителям от того, в чем они жили последние года.
Но были и такие, которые не скрывали своей ненависти, своей злобы. Доходило порой до элементарного пакостничества. в одном из населенных пунктов было несколько магазинчиков. И, как я заметил, в одном из них работали продавщицы, которые просто игнорировали солдат. То есть ты мог по 10 раз повторить, что тебе нужна булка хлеба. Не бесплатно, за деньги. Но тебя как будто не слышали. Просто обслуживали других и делали вид, что тебя нет.
Ну, да ладно. Пошли искать мы дома. Я взял с собой командиров отделения. Идя по улицам, стучали в двери, в ворота, спрашивая есть у них возможность разместить какое-либо количество солдат.
В одной из таких калиток нам открыла женщина. Знаете, если привести её в человеческий вид, предоставить ей возможность хотя бы искупаться, то это будет женщина под 50. Но перед нами стояла самая настоящая старуха. Со впавшими глазницами, сморщенными веками, выплаканными глазами.
«Моя война. Дневник добровольца СВО». Из разговора с Кинологом.
Переложить на бумагу воспоминания из памяти, как оказалось, дело тяжелое и не без последствий. Взял паузу.
А пока, с помощью товарища-однополчанина с позывным «Кинолог» вспомним тот день, когда мы понесли максимальные потери.
За два дня до этого на штурм ушло 3 группы. Они попали под плотный вражеский огонь. Вернувшиеся и уцелевшие отрывками помнили куски боя и рассказывали, где и когда последний раз видели того или иного. Бойцы наших взводов не выходили на связь уже более суток. Куда их только ни причислили, пока кто-то из пришедших в себя не рассказал, что видел их в районе 113 позиции, которую день или два назад мы отбили у противника.
Под плотным артиллерийским огнем они удерживали позиции. Их буквально разметало и засыпало землей. После чего ротный дал мне указание собрать группу 5-6 человек. Я выдвинулся провести разведку, найти наших пропавших штурмовиков до начала штурма, который был назначен на 9 утра.
Поздно вечером собрал группу, вызвались идти: Сармат, Фома, Путеец, Дед, Самсон.
Ушли рано утром налегке, взяли с собой пару магазинов. На выходе Абу Даби силком, что называется, заставил меня надеть бронежилет. Откуда у нас взялся «ратник» - история в подробностях умалчивает, но достался он нам противно и зловонно.
Итак, нас закинули под «Кошмар» на маталыге, дальше – пешком.
Утро. Всё сырое и холодное, хочется спать. Прошли дозорных на заставе.
-Стой! Кто идет?
-Горыныч. Разведка.
https://vk.com/video-222376229_456239059
Дальше молчали почти всю дорогу.
Пока резко не ожила рация.
Зам нач. штаба разыскивал в эфире штурмовиков. Скоро должен был начаться штурм. В каком-то месте моя рация сработала на прием.
-Ответьте, кто слышит? Амма.
Кто слышит? Прием-прием.
-Амма, слышу тебя.
Амма, слышу тебя.
Амма, стал спешно передавать текст для штаба.
Я передавал дальше в эфир.
Картина вырисовывалась печальная: штурмовиков две ночи подряд окучивала арта противника, к штурму они не готовы, вымотаны.
Так доложил командованию.
В ответ услышал ругань и угрозы.
Решил тупо не передавать дальше ни одной, ни другой стороне отрывки эфира. Подумал, допрем до позиций, найдем парней, а там - как пойдет.
В эфире, между тем, жарко спорили на чеченском.
Вдруг начал проскакивать мой позывной и, наконец, меня вызвали на прямую:
-Горыныч, ответь Асхабу.
-На связи.
-Горыныч, где ты?
-Я в квадрате таком-то. Группой в количестве 5 человек направляюсь на розыск.
-Горыныч, отставить, слушай приказ! В 9:00 надо быть в квадрате таком-то. Мы при поддержке танков и арты будем штурмовать 114 позицию.
-Есть к 9:00 быть в квадрате таком-то. Разрешите доложить, со мной 5 бойцов, мы налегке, у нас по одному магазину.
-Горыныч, всех, кто с тобой, я лично представляю к Ордену Мужества!
-Служу Российской Федерации, - ответил я. - Разрешите выполнять?
-Выполняй, Горыныч, на вас только надежда.
Рация замолчала.
Повернулся к бойцам:
-Парни, вы все слышали, - сказал я им в глаза, в которых застыло и сомнение, и недоумение. – Итак, нам выпала честь по приказу Родины отправится на штурм и, скорее всего, сдохнуть там, поэтому, парни, кто откажется - я пойму, силком заставлять не буду. 2 минуты на отдых и принятие решения.
Закурили. После нескольких секунд раздумья почти одновременно раздалось: «Командир, я иду».
Шли все.
-Вот и славно, - сказал я, - горжусь тем, что пошел с вами в разведку.
Дальше шли молча. На 104 позиции нашел чью-то каску. Уже было взял, но тут выскочил из лисьей норы какой-то боец, спохватился, что это его.
-Брат, мы на штурм, вам тут она не так нужна, как мне там. Вот тебе моя кепка «именная», вернусь и поменяемся, - весело подмигнул ему я и добавил, - не вздумай с ней скрываться, все равно найду. Поржали.
https://vk.com/video-222376229_456239060
На 113 позицию выдвинулись по известной нам тропе через минное поле, чем срезали достаточно большой участок обхода и выиграли время. Добравшись до указанного квадрата, я вышел в эфир и доложил командованию:
-Группа Горыныча на месте, ждем дальнейших указаний.
Асхаб видно не поверил рации и переспросил:
-Горыныч, вы точно в квадрате таком-то?
-Так точно. 5 минут на отдых и готовы к выполнению боевой задачи.
Командование не было готово к такому быстрому маневру с нашей стороны, поэтому нам дали 20 минут на отдых.
Из ближайшего блиндажа закричали:
-Парни!!! Бегом сюда, сейчас будут работать минометы!
Мы все закатились в окопы. Окопы противника, взятые нами пару дней назад, еще не были разбиты артиллерией, были глубокими и устелены трупами ВСУ. Рассредоточились по блиндажам. Я провел перекличку. Не ответили двое: Путеец и Фома. Они отстали, несколько позже выйдя со 112 позиции, так как там оставили двоих для эвакуации. Сармат и Самсон, Фома с Путейцем уже почти дошли до нас, и тут начался обстрел. ВСУки били из польских минометов. Выходов не слышно. За секунду до прилета короткий свист и разрыв снаряда. По этой причине не успеваешь даже понять, что тебя убило. Оно может даже к лучшему, но, имея запас на подлет, услышав выход, все же можно еще и спрятаться.
Рвануло сразу по очереди 5-6 снарядов. Один попал ровно туда, куда только что спрыгнули Путеец и Фома. В перерывах между разрывами послышался крик парней:
-Я - триста!!!
Из блиндажа, пригибаясь, рванул боец-спасатель 5 роты, Александр (не помню позывной). Поддерживая связь с нами, докладывал, что за тип и тяжесть ранения. Мы же докладывали по рации. Очередные прилеты. Кто-то из группы Аммы дернул меня глубже в блиндаж.
-Горыныч, ёпт, давай глубже или вот с этими приляжешь.
«Эти» 3-4 тела, по которым, не стесняясь, ходили и сидели, так как они полостью закрывали собой весь пол блиндажа. После того, как обстрел сдвинулся левее наших окоп, перебежали с Дедом к медику. Помогли довязать раненых.
Путеец и Фома получили осколочные ранения, обговорили, что им лучше уйти и как это сделать. Фома было ранен не так сильно, как Путеец (о нем я рассказывал в одном из постов https://t.me/for_svo/284).
-Честь имею, - и отправил на эвакуацию в госпиталь.
Сармат и Самсон должны были забрать их на 113 позиции и сопроводить дальше на 104.
Мы с Аммой оправились на разведку в сторону 114 позиции, ползком продвинулись метров на 50, поняли, что дальше двигаться нельзя, вокруг мины. Метрах в 20 от нас лежало чье-то тело, по форме было понятно - наш. Скорее всего, тот разведос, который погиб, и его место потеряли, согласились мы друг с другом. Рация тут уже не работала. Решили поставить метку и вернуться за ним позже.
Стали просматривать направление и просчитывать путь, по которому двинем на штурм. Глаза через бинокль уперлись то ли в дом, то ли в контейнер на подобие тех, в которых по морю перевозят грузы. Зарытый более чем на половину в землю. Укрытый остатками деревьев и всякой растительности - этот ДОТ был практически незаметен с воздуха. Отползая назад, я прокрикивал эфир.
Как только появилась связь, доложил об обнаруженной огневой точке противника и наличии минного заграждения на подходах к нему. Рация задала пару уточняющих вопросов и смолкла.
Двадцать минут, выделенные на отдых, подошли к концу. Скоро начнут работать танки.
«Сверив часы», мы с Аммой решали, кто пойдет первым, кто будет держать тылы. Первыми выпало идти нам.
-Горыныч, ответь Асхабу.
-На связи.
-Горыныч, в связи с выявленными точками, штурм откладывается, забирай людей, уходите.
https://vk.com/video-222376229_456239061
«Забирай людей и уходите».
Этот приказ касался меня и оставшегося со мной командира отделения - «Деда». Из блиндажей и окопов на нас смотрело три отделения штурмовиков, которым уже вторые сутки не разрешали выходить с удержания 113 позиции.
Амма (командир штурмовиков) спросил:
-Горыныч, а как мы? Давай, брат, шуми в эфир, объясни нач. штаба. Ты сам все видел, тут нам не прорваться в данный момент. Пацаны морально подавлены, сидим на трупах, спим на них же. Эти су@и не дают отдохнуть личному составу, ночью работают по блиндажам минометами.
-Асхаб Горынычу.
Асхаб Горынычу.
-Асхаб на связи.
-Асхаб, при выполнении поставленной задачи, моя группа была разбита минометным огнем. К нам подключились штурмовики Аммы. Соединились с ними, обозначив место каждого из нас при Штурме.
Асхаба начало нести:
-Какого х@я он не выходил на связь
Дай ему рацию!!!
И еще какие-то фразы.
Нажатием кнопки вызова стал имитировать провалы в связи. Минуты через полторы отпустил кнопку, сказал:
-Асхаб Горынычу, не прошло, повтори!
И, не дожидаясь, начал говорить сам:
-ТащКомандир, штурмовики без связи, рации разряжены все. Есть раненые, часть отправил на эвакуацию. Часть осталась со мной. Разрешите вывести всех бойцов со 113й позиции.
Наступила тишина, мы с Аммой смотрели друг другу в глаза и ждали.
-Горыныч, выводи. Разрешаю выход с позиции.
-Плюс, - ответил я и вырубил рацию.
Несколько человек, не дожидаясь, когда смолкнет голос Асхаба в эфире, рванули из окопов и, пригнувшись, перебегая от дерева к дереву, уходили в сторону 112й позиции.
-Да, согласен, предлагаю пятерками: сначала идешь ты, на 112 выходишь на связь. Если все норм, даешь знать, и я отправляю следующую группу. И так будем двигаться по очереди.
-Плюс.
Амма довел это до бойцов. Еще 3-4 человека, психанув, рванули из окопа и, перемещаясь, ушли в сторону 112 позиции.
Амма остался с 7 человеками и нас двое.
-Амма, давай так. Парни на взводе, но это твои бойцы. Мы уходим сейчас вдвоем, но прежде мне надо найти своих троих, тех, за которыми мы пришли в принципе.
-Кого ищем?
-Муль, Валюта, Друид.
-Так они же вон там, на той стороне посадки где-то, заняли блиндаж, держали его ночью. Вроде живы, договаривались ночью прийти к ним.
-Принял. Мы за ними. Дальше - по плану. Доходим до 112й, даем тебе связь. Ждем твоего прохода, выдвигаемся на 111й и так далее. Собираемся в командном пункте на 104й и там запрашиваем транспорт.
-Плюс, - ответил Амма.
https://vk.com/video-222376229_456239062
Мы обнялись, с оставшимися парнями сиганули наверх и полубегом, согнувшись, побежали вдоль линии окопов.
Преодолев таким образом метров 50, остановились. Тут нам надо было сворачивать в указанную Аммой сторону.
Прижавшись к земле, смотрели, как через поле наискосок, наплевав на всё, в сторону 104й жидкой цепочкой уходят наши парни, рванувшие ранее из блиндажей на 113й.
Дед обронил:
-Всем пи..да. Что ж они делают, они ж прям натопчут сейчас путь, птичкам даже искать не надо будет, куда арту наводить…
-Дед, слушай, со мной идти смысла нет, двигайся к 112й, если там нет Сармата и Самсона, и они уже ушли с Путейцом и Фомой, то жди меня там. Постарайся установить связь, слушай эфир. Если парни еще там, постарайтесь перевязать трехсотых и не уходите с позиций. Чую, там сейчас будет жара, - кивнув в направлении уходящих маленьких точек, закончил я.
https://vk.com/video-222376229_456239063
-Давай, горын, живы будем - не помрем, - и дед ушел вперед.
Я же пополз в бурелом скошенных и переломных, как спички, деревьев.
Прополз среди бурелома еще метров 20-30, услышал выходы АГС, чуть прижавшись, стал отсчитывать секунды подлетного времени.
Воги не начали рваться там, куда ушел Дед.
Пытаясь выйти на связь с Дедом по рации после того, как закончились разрывы вогов, я понял, что, скорее всего, Деда больше нет. Остаточно кучно легла вся ракушка именно туда, где он только что был. Но есть вероятность что он ранен. Я начал ползти в его сторону.
Уже было дополз, как вдруг услышал это мерзкое жужжание.
Подняв глаза, увидел эту тварь.
Помните, в начале 90х вышел фильм «Терминатор», и там гнусавый голос вещал про восстание машин. Холодные мурашки покрыли меня всего под этим мертвым бездушным глазом квадрокоптера, следящего за мной, как за мишенью. Куда бы я ни попытался переместиться, эта тварь просто поворачивалась за мной, следя своей камерой-глазом и предавая картинку куда-то далеко корректировщику. Попытался сбить её, произведя несколько выстрелов.
Тварь резко ушла вверх. «Испугалась», - подумал я. Краем уха услышал выходы.
«Ёпт, это же по мне!» И застыл. Куда прятаться? Побегу вперед, может перелет, побегу назад может недолет, обречено встал в ожидании первых разрывов. Тварь висела и наблюдала.
Где-то чуть правее и левее бахнуло сразу два разрыва. Меня швырнуло назад. Ударило спиной о ствол дерева. Но на землю я не упал. За спиной висел автомат Путейца. Им-то меня и насадило на остаток ветки, как на вешалку, подвесив за приклад. Висеть под обстрелом и беспомощно трепыхаться - это было самое унизительное, аж, с@ка, до слез.
https://vk.com/video-222376229_456239064
Нет.
Самое унизительное в данной ситуации стало то, что эта тварь подлетела почти на расстояние вытянутой руки и заглянула мне прям в глаза. Я навел на неё автомат. Тварь, покачавшись слева направо, улетела. Как позже мне рассказали - это знак прощания, типа «тебе пи@д@». Даже тогда, не зная значения этого движения, я понял, что это максимально плохой знак.
Начав дергаться, всеми силами пытался сорваться с этого крючка. Слава Богу удалось обломить его. Упав, рванул в окоп, не добежал. Сзади раздался взрыв. Я кувырком полетел вниз. По месту моего недавнего беспомощного трепыхания херачили из миномета. Меня оглушило. Встав на четвереньки, тряся головой, пытаясь скинуть с себя землю и отзвуки разрывов, я пополз в сторону блиндажа.
Начав дергаться, всеми силами пытался сорваться с крючка. Слава Богу удалось обломить его. Упав, рванул в окоп, не добежал. Сзади раздался взрыв. Я кувырком полетел вниз. По месту моего недавнего беспомощного трепыхания херачили из миномета. Меня оглушило. Встав на четвереньки, тряся головой, пытаясь скинуть с себя землю и отзвуки разрывов, я пополз в сторону блиндажа.
-Горыыыыныч.
Горыыыын.
Тю, бл@. Не мерещится! Это ж Дед орет.
Встал и заорал в его сторону:
-Ааааааа?!?
Из-под одного из разбитых танков выкатился дед и припустил в мою сторону, хромая на обе ноги.
-Брат, быстрее-быстрее, портам работают, - орал я ему.
Почти точно в том же месте, где швырнуло в окоп меня, по Деду прицельно прилетела мина. Дед, слава Богу, успел сигануть в окоп. Рыбкой. Словно в бассейн. Полежали, покрыли матюками каждый прилет. После - встали и поковыляли в блиндаж. Минут 15 пытались подстрелить хотя б одну тварь, кучей роящихся над нами. Но высота была не досигяемой для наших не пристреленных автоматиков, поэтому стреляли больше для самоуспокоения.
И тут начал работать вражеский танк по 104 позиции. Все же не ускользнуло перемещение наших воинов, пересекающих наискосок поле. Огромные клубы дыма и столбы земли вперемешку с бревнами вздымались в небо после каждого выстрела. Танк методично расстреливал нашу позицию, клал снаряд за снарядом, как в лунку. Твари его корректировали. Мы старались попасть по ним уже не ради самоуспокоения, но все впустую.
Выйдя на связь со 104 позицией, попытались предупредить их. Но так как какого-то четкого командования там не было, то и информация наша, в принципе, никакой ценности не имела. Во время стрельбы по кратерам услышали стрелкотню со стороны, указанной ранее Аммой, как направление, в котором держали занятую позицию Муль, Валюта и Друид. Через некоторое время одну тварь удалось сбить. Кто молодец? Валюта молодец! Установили с ними контакт, соединились через короткое время в нашем блиндаже. Посидели, перекурили, приняли решение выходить, не дожидаясь темноты, так как была вероятность окружения в ночное время.
https://vk.com/video-222376229_456239066
Короткими перебежками пошли на 112 позицию.
Уже непосредственно на 112ой вспомнил «просьбу» командира 4ой роты:
-Горыныч, у меня там 7 стволов осталось после боев, будет возможность, зацепи с собой их и еще осмотритесь вокруг, мы там сбили птицу, у неё может быть с собой полезная информация.
Пока парни размещались в блиндаже, я облазил все вокруг. Птицу не нашел, автоматы собирал по внешнему виду, брал только самые рабочие, допом затрофеил пару «Ксюх».
С одного снял каску: достаточно чистая, без запаха, прибрал её в рюкзак. Уже даже порадовался, что еще один боец получит каску в собственность, а не на время. Спустившись в блиндаж, провели небольшое совещание, как будем двигаться дальше. Хотел было уже выйти на связь с Аммой, сообщить ему, что мы на 112ой, что все хорошо, тихо. Но не успел.
Все вокруг разрезало звуком подлетающих снарядов, и началась свистопляска. Свист, взрыв, комья земли, сползающие бревна, осыпающиеся стены блиндажа и удар за ударом. Противник пытался выбить нас из укрытия. Надо уходить.
Отправили троих: Муль, Друид и Дед ушли в первый же момент затишья.
О развитии дальнейших событий в оригинальной звуковой дорожке.
Внимание!
Аудио файл на 90% состоит из не нормативной лексики. Слушать только тем, кто понимает, что иногда мат - это единственное, что может выразить мысль. Аудио записывалось для Кинолога в декабре 2022 года. Сейчас, узнав, что Кинолог сохранил его, решил опубликовать как есть, без цензуры.
https://vk.com/video-222376229_456239067
https://dzen.ru/b/ZYGnW3ekFRlLQ9Ks
