360.
Публицист Миронова: украинская нация погибла под тяжестью автомифа
Сегодня украинцы верят, что они самый свободолюбивый, храбрый и красивый народ с певучим языком, прекрасными песнями и великой литературой. Уверовав в собственное превосходство, они решили, что менее совершенных соседей можно жечь и расстреливать. Но кто и когда внушил жителям Украины, будто они самые лучшие? На этот вопрос публицист Анастасия Миронова ответила в колонке для «360».
Далее — прямая речь.
Пишу про хип-хоп и Хаски. Вдруг приходят в комментарии странные тетеньки с украинскими флажками на аватарах и шлют мне молча ссылки на треки каких-то унылых украинских музыкантов. Причем с таким видом, будто не ерунду сказали, а ценнейшим вниманием меня одарили.
Фотографирую Софийский собор в Великом Новгороде. Тут же приходят украинцы с фотографией киевской Софии и немым ожиданием, что мы сейчас все хором признаем: м-дааа, ваш-то, мол, получше будет…
Или другой пример, недавний. Выкладываю фото из автобуса. Тут же получаю от украинки ссылку на новость, что в Киеве в автобусах ввели оплату банковскими картами. Предполагается, что мы все ахнем — у нас-то, понятное дело, до сих пор все по бумажным билетикам ездят.
«Моя самая лучшая!»
Много лет я думаю над этой чертой украинцев. В том, что они нам постоянно пишут, есть какое-то влияние национального характера. Представьте, что немцы бы в 1945-м писали массово советским колхозникам и рассказывали, как они здорово живут и какие у них красивые фрау. Нонсенс. Это чисто украинское поведение. Но интересно даже не это.
Меня гораздо сильнее занимает, как же так вышло, что целая нация уверовала вдруг, что у нее все самое лучшее? Они же не идут к нам или к другим соседям просто испортить настроение — они желают сообщить, что лучшие во всем. Причем иногда делают это в доброжелательной форме.
Среди моих подписчиков есть много украиноговорящих жителей Незалежной, которые поддерживают Россию и как бы даже хотят к нам. При этом они могут, увидев у меня фото ужина, написать радушно: «Выкиньте эту брокколи, лучше ешьте то-то и то-то, так вкуснее». Прочитав отзыв на книгу или кино, они тут же приходят с советами: «У нас это не читают и не смотрят». У них — это у лучших, стало быть…
И вы знаете, мне очень интересно понять, как, в результате каких манипуляций получился такой народ. Они все почти без исключения стали напоминать редкий, но хорошо известный у нас типаж мужчины, глубоко влюбленного в свою жену и верящего, что она все делает лучше. Встречали такого?
Приходя в гости на чужой юбилей, он, едва попробовав заливное, ляпнет простодушно хозяйке: «У моей рецепт возьми, она вкусно готовит». Имениннице обязательно скажет, что она выглядит почти так же хорошо, как его жена. А увидев на хозяйке праздника новое платье, предложит ей записать адрес магазина, где одевается супруга. Он все свои действия совершает исходя из убежденности, будто его супруга лучшая и остальные ею восхищаются.
Вот украинцы ведут себя точно так же. Даже те из них, что беззлобны и не поддерживают Киев, искренне уверены в своем превосходстве.
Многоклеточные
Откуда эта вера? Кто ее выпестовал? В советское время украинцам, конечно, льстили: житница наша. Хотя, производила эта житница на треть меньше зерна, чем РСФСР. Зато много ела, получала электростанции, заводы, имела отличное снабжение. Наверное, такие блага способствовали вере украинцев в то, что они лучшие.
По крайней мере лучше нас, но в СССР они этой верой точно не докучали соседям. И сразу после распада Союза внутренняя политика Украины совершенно точно не строилась на тезисе о том, что украинцы лучшие. Кравчук был пророссийским, Кучма выигрывал выборы на обещании сближения с Россией. Даже когда его потом понесло в сторону НАТО, страна поплелась за ним под лозунги о том, что украинцы другие — не лучшие. На закате Кучмы они ходили голодом, голышом и гордились, что самостоятельные. О лучших тогда ничего не говорилось.
Все началось позже, на первом Майдане. Тогда, вместе с кричалкой «Разом нас багато» и призывом Тимошенко обнести Донбасс колючей проволокой, украинцам стали внушать, будто они настоящие европейцы с повышенной потребностью в свободе. «Вы достойны лучшего. В отличие от…» — при этом холеная европейская рука показывала вальяжно пальчиком на восток, то есть на нас.
Тогда, вот в те месяцы угара Ющенко, украинцы впервые вдруг уверовали, что они принципиально иначе, чем мы, устроены: у них другие потребности, другой уровень организации. Украинские СМИ на полном серьезе рассказывали, например, что у россиян даже меньше клеток в организме, чем у украинцев. У нас с вами, то есть, меньше клеток, понимаете? И у тех, из Донбасса, стало быть, тоже.
Все началось тогда. И ко второму Майдану Украина уже подошла с самоощущением сверхнации. Без всякого безвиза у них миллионы вкалывали на заработках, разруха была чудовищная, бедность — как в наши девяностые. Но им изо дня в день говорили, что они во всем отличаются от нас.
В итоге они совершенно уверовали, будто самые красивые, талантливые, работящие, набожные, светлые, с самым выразительным языком, с самой глубокой литературой.
Издревле герои
Потом на весь этот компот наложились героизация и комплекс жертвы. Небесная сотня, «герои не вмирают» — Украина так круто взяла в оборот жертв Майдана, слепила из них такой миф, извлекла из их смерти столько пользы, что, если бы этих несчастных там не застрелили, честное слово, Киеву бы стоило жертв придумать.
Потому что на волне Небесной сотни украинцы вышли оформившейся нацией с самосознанием супергероев: самые честные, самые душевные, самые справедливые. Павшие от пуль как символ святости, кастрюля на голове — признак бесстрашия.
Войну в Донбассе украинскому агитпропу тоже удалось обернуть в свою пользу. Простым «кыянам» внушали, что они, супергерои, годами успешно противостоят чуть ли не миллионной армии России, и те совершенно верили, что так и есть. Даже когда у них ввели дополнительный налог на армию для зоны АТО, а все равно все разворовывалось, «кыяне» верили, что они нация бойцов. Когда 24 февраля им объявили о вступлении российских войск, люди массово очнулись: как так, нам ведь говорили, что мы этих «оркив» давно перебили, с кем же тогда боролись, на что шли налоги?
Им так говорили. А они на Запад транслировали образ жертвы. И тот охотно эту личину подкармливал, приправливая традиционными комплиментами об «издревле» чувствительной к несвободе нации, великом украинском духе и кровью завоеванном месте в Европе.
Потом понеслось. Западные политики и пропагандисты говорили украинцам второго Майдана, что они — уникальная нация сверхчувствительных к несвободе людей. Что они органически не могут жить рядом с несвободными русскими. Что Украина — часть и оборонительный рубеж Европы. Ну и снова эти льстивые песенки про певучий язык и красивых женщин. Чем больше украинок уезжали в европейские и дубайские притоны, тем крепче оформлялся миф об их неземной красоте. Джамала-Джамиля получила приз на Евровидении — ах, какая тонкая у украинцев душа, восхищалось «мировое сообщество», ах, какая жертвенность!
Надоели даже либералам
Уже к концу 2016 года мы получили соседа, который, будучи чрезмерно обласкан и вылизан Западом, уверовал, что он и впрямь лучший: самый красивый, работящий, чистоплотный, с теплыми туалетами, газом, ухоженными улицами, великой литературой и несгибаемым духом.
К этому времени сами украинцы так в свой автомиф уверовали, что стали уже требовать от нас признания их величия. Вдумайтесь, как они надоели в России, что в начале 2017 года у меня в самой «Новой газете» вышел текст о том, что наша либеральная интеллигенция отворачивается от Украины, поскольку та теперь ждет, чтобы россияне говорили с ней с позиции приниженности.
Украинцам мало было, что либеральная публика выступала против отделения Донбасса и почитала киевскую Небесную сотню: они захотели, чтобы любой россиянин, заговоривший с украинцами, в первую очередь засвидетельствовал украинское превосходство.
Мы все стали свидетелями чудовищнейшего процесса, в результате которого говорить с украинцами стало невозможно, если вдруг во время разговора ты отказывался признать, что их женщины самые красивые, стилисты самые модные, кино самое хорошее, музыка самая певучая, туалеты самые чистые, а заправки — опрятные.
Мне кажется, что за неимением сытного обеда украинцы уже почти 10 лет питаются лестью. И страшно вжились в свою роль. Сейчас, даже в нищете, без электричества, под ракетами, они искренне верят, что лучше нас во всем. Что «Нутелла» и Nescafe — действительно признак лучшей жизни. Что русские не видели унитазов, татары поклоняются асфальту, а буряты едят попугаев. Никогда бы эта фантастическая чушь про украденные унитазы и украденное у украинок ношеное белье не сработала бы, если бы не легла на годами удобряемую навозную почву в виде раздувшегося самомнения.
Если бы украинцам столько лет не лили в уши ложь о том, что они самые умные и красивые, кто-нибудь у них сегодня взял бы да и задумался: а с чего вдруг в России не стало унитазов и правда ли, что в этой большой стране люди лишь мечтают о дешевом растворимом кофе? Их же миллионы бывали в России, они же к нам на заработки ездили, у них у каждого второго здесь родня.
Почему же они забыли, что у нас унитазы подержанные не крадут, а выкидывают? А потому что верят, будто они лучшие во всем — от формы носа до телячьей подстилки в хлеву. Им так внушили.
Закон Ома, бином Ньютона
Если вы поговорите с любым украинцем из случайной выборки, то поразитесь, сколь глубокая в нем уверенность, что он лучший. Когда вы вдруг захотите его поправить или откажетесь поддержать разговор о великой украинской литературе или самых красивых в мире украинских женщинах, он попросту не поймет, а с какой стати вы оспариваете данность? Еще и сумасшедшим вас сочтет, будто вы взялись опровергать закон Ома.
Мы ведь тоже когда-то такими были, только стояли на противоположном конце отрезка. Вспомните, как мы все преклонялись сначала перед импортом, потом — перед американцами и европейцами, перед их кино. На смех поднимались те, кто ставил под сомнение безусловное превосходство всего западного. Человека, который скромно указывал, что, может быть, не надо смотреть низкопробный боевик про киборгов только потому, что он американский, у нас 30 лет назад могли объявить городским сумасшедшим.
К нам приезжали западные аналитики, журналисты, реформаторы образования, правозащитники. Все они учили нас, как надо жить, а мы долгое время смотрели на них как кролики на удава — завороженно. И ехали туда. И бросались за американской мечтой. А тех, кто в ней разочаровывался, называли дураками и неудачниками.
Вот такой точно миф относительно супернации исповедуют украинцы, только восхищаются самими собой. И от того они совершенно искренне, даже сидя в темноте и под ракетными обстрелами, идут и советуют нам, какие книжки читать, каких музыкантов слушать, какие ногти наращивать. Объясняют, почему у них больше туалетов и отчего все украинцы красивые.
Если бы меня попросили назвать самую главную причину, приведшую украинский народ к трагическому финалу, я бы назвала лесть. Они пали под бременем лести, которую на них обрушил западный мир. Нация бедняков, уверовавших, будто они самые красивые, богатые, свободные и справедливые. Ну и опьяненная этой верой, решившая, что якобы не столь красивых и свободных своих русских сограждан можно и нужно жечь, душить, стрелять.
Что такое национализм? Это слова «Я горжусь своим народом». А нацизм говорит: «Мой народ самый лучший».
Есть на Украине нацизм или нет? Может, конечно, и прав Байден, нет там никакого нацизма. Но десятки миллионов людей, верящих в то, что они рождены самыми красивыми и свободными, там есть.
И все мы за минувшие годы успели с ними столкнуться, потому что эту нацию лучших людей так раздраконили лестью, что они уже не могут удержаться и докучают нам своими разговорами о том, что они лучшие. Вдумайтесь только, как им промыли мозги, если они, сидя в темноте, потому что наша ракета вырубила ему построенную еще нами электростанцию, и тратят последний заряд батареи на телефоне, чтобы написать нам, что они самые красивые и свободные.