Екатерина Винокурова RTVI.
Алексей Навальный умер 16 февраля 2024 года в исправительной колонии № 3 в Ямало-Ненецком автономном округе. О том, как его бывшие оппоненты — представители российских элит, — отнеслись к этому событию, для RTVI рассказывает журналистка Екатерина Винокурова.
Примерно за полчаса до появления на сайте ФСИН ЯНАО одного короткого сообщения в политических кругах как пожар уже распространялась новость, что «произошло нечто очень плохое, что затронет всех». В этом тайминге нет конспирологии: утечка явно пошла на стадии извещения Москвы об уже случившемся.
Вид на территорию мужской исправительной колонии особого режима №3, поселок Харп, Ямало-Ненецкий автономный округ, Россия
Петр Ковалев / ТАСС
Когда стало известно, что именно произошло, в первые часы представители политического истеблишмента общались при помощи нескольких нецензурных слов и даже осторожно добавляя:
— По-человечески очень его жаль.
Сразу оговоримся, мы не будем давать в этом тексте моральных оценок представителям российских политических элит, наша задача — это дать срез реакции, в том числе, непубличной. Кроме того, не стоит забывать, что большинство людей в российских политических кругах по умолчанию исходит в коммуникациях из того, что вся переписка читается или может быть опубликована.
Фигура умолчания
В последние годы — после возвращения в Россию, ареста и посадки, в политических кругах уже не говорили о наличии некоей элитной игры со ставкой на Навального. Хотя двенадцать лет назад те же люди активно сплетничали о том, что он, якобы, тайно встречается с первыми лицами государства. Военная операция на Украине и особенно мятеж Евгения Пригожина и вовсе вытеснили его на периферию повестки. Люди из политического истеблишмента не скидывали друг другу новости о его очередном сроке в ШИЗО, о нем не говорили и начали откровенно забывать, разве что, раздражаясь поведением сторонников, требующих очередных санкций.
— Утратил актуальность, — резюмировали в политических кулуарах.
То есть, сам Навальный окончательно стал темой одновременно опасной и при этом ушедшей с повестки. Единичные даже не рассуждения, а непубличные реплики о его возможной судьбе (за последние годы их можно сосчитать по пальцам двух рук) сводились к немудреному размышлению, что, если будет оттепель и трансформация, то однажды его выпустят, а если нет — что ж, будет сидеть. Иногда, впрочем, возникали кулуарные слухи о возможном обмене, однако решения явно не было.
Фигура тишины
Когда схлынул первый шок (из тех, кто писал мне сообщения, радости от произошедшего не выразил никто), в политических кругах родился нарратив «это не мы», под которым изначально скрывалось сочувственное:
— Никто не хотел, чтобы так закончилось.
Впрочем, осколки непубличного сочувствия быстро были вытеснены публичными обвинениями в адрес Запада. Довольно ярко в этом жанре, например, выступил лидер «Справедливой России» Сергей Миронов:
«Смерть Алексея Навального, осужденного ранее за экстремизм, выгодна многим врагам России, в том числе тем, кто пытался отравить его ранее. В связи с этим необходимо самым тщательным образом расследовать обстоятельства смерти и принять меры для отражения неминуемой информационной атаки Запада.
<…>
Следствие должно дать четкий ответ на вопрос, что случилось с Навальным. Все остальные должны сплотиться для отражения мощнейшей информационной атаки, которую сейчас обрушит Запад на Россию и ее лидера. Ни у кого не должно быть никаких сомнений в доверии к нашему Президенту и в нашей решимости довести до победы специальную военную операцию».
Такие реплики, впрочем, довольно быстро прекратились, так как из них начинало следовать, что в российской колонии особого режима легко орудуют американские шпионы и европейские иноагенты.
Насколько мне известно, со стороны политических администраторов довольно быстро последовали рекомендации прекратить истерику, в том числе, патриотическую, и вообще в идеале не комментировать эту новость, чтобы тема как можно скорее ушла из информационного пространства — по крайней мере, пространства внутри страны. Навальный должен стать даже не «фигурой умолчания», но «фигурой тишины». Частью истории, которая вроде бы была, но вроде бы, не было.
Мать Алексея Навального, Людмила Навальная и адвокат у Салехардского межрайонного следственного отдела
Петр Ковалев / ТАСС
Это проявилось и в отношении к родителям Навального, приехавшим в колонию, — точнее, в показательном отсутствии сочувствия и особого подхода. Их продержали два часа на морозе, дали справку и сказали, что тело будет выдано родственникам только после проведения необходимых экспертиз.
Из кандидатов в президенты гибель Навального прокомментировали три. Незарегистрированный Борис Надеждин:
«Соболезнования родителям, Юле, детям. Держитесь. Немцов. Теперь Навальный».
Владислав Даванков
«Можно придерживаться любых политических взглядов, но когда в России в тюрьмах умирают молодые и сильные люди — это трагедия. Трагедия для близких и родных. Для всех, кому Навальный был близок и дорог».
Леонид Слуцкий выступил в привычном амплуа:
«Смерть Навального — не самое важное, что сейчас меня волнует. Укронацисты совершают теракты в наших городах, Запад накачивает Украину оружием, от которого гибнут мирные жители, дети. Смерть человека — всегда беда, но использовать это в интересах западных кураторов не позволим».
Еще одна деталь: в первый час после публикации новости политический истеблишмент писал друг другу о «черном лебеде», о том, что эта трагедия «многое изменит», впрочем, затрудняясь сказать, что именно. К концу выходных в переписках стало доминировать мнение, что смерть Навального не окажет влияния ни на президентские выборы, ни на общую политическую ситуацию в России. Впрочем, это звучало не особо оптимистично.
Более радикально-патриотически настроенные люди в политических кругах и вовсе начали кулуарно сравнивать гибель Навального с альтернативной историей России, в которой Ленина не выпускают из страны, а отправляют на каторгу, где он умирает, после чего Россия оказывается в числе победителей в Первой мировой войне, не переживает революцию, гражданскую войн, но при этом проигрывает войну с Гитлером. Людям, которые придерживаются таких взглядов, разумеется, никого жалко не было.
Данный выделенный обзац изменен С.Б. (TN)
в оригинале:
...и мирно живет весь двадцатый век, разумеется, при этом выигрывая войну с Гитлером.
Куда летит черный лебедь?
Смерть Навального — это черта под определенной эпохой. Для тех, кому сейчас около сорока лет, это — финал молодости. Если после 24 февраля 2022 года, наблюдая отъезд лидеров старшего поколения, многие растерянно говорили: «Взрослые — это мы?», теперь задаваться этим вопросом более нет смысла, ни для сторонников, ни для противников.
Навальный был представителем поколения, которое поверило в перемены, выходя на Болотную площадь. Далее было «болотное дело», реакция власти, разочарование в лидерах, протестные вспышки, Крым, ультраконсервативный подъем, уход в частное, отъезд или эскапизм, смирение, компромиссы, поиск того, во что бы теперь верить и кому верить и отсутствие видимой альтернативы.
Навальный сопровождал все эти процессы, оставаясь той самой «фигурой умолчания» (не путать с молчанием): он добился своего постоянного присутствия в альтернативном информационном поле, чем не могут похвастаться те же лидеры парламентских партий.
Даже критикам Навального сложно отрицать такие его качества, как сила воли, смелость и вера в себя. Что касается вопроса, верил ли он на самом деле в то, о чем говорил (а этот вопрос часто обсуждался даже среди противников действующей российской власти), ответ теперь дан. Финальный.
Если говорить о месте Навального на политической доске, на которой черные клетки все чаще могут означать смерть, то надо сказать и о плохом. Все эти годы он и его сторонники утверждали его в роли единого лидера оппозиции. Критики и бывшие союзники, впрочем, все чаще говорили о нем как о «безальтернативной» фигуре.
К сожалению, Навальный строил достаточно авторитарную систему, последовательно борясь с любыми альтернативными центрами, не являющимися его прямыми сторонниками. И хор критиков режима в итоге превратился в хор сторонников Навального, от которого продолжали откалываться умеренные люди.
Кроме того, непримиримая позиция по отношению к действующим элитам и даже к умеренным критикам, привела к тому, что многие элитарии, в тех же 2011-2012 годах сочувствовавшие Болотной площади и требованию перемен от режима, убедились, что перемены несут им больше рисков, чем статус кво, и что менять одну авторитарную власть на другую точно нет смысла.
Впрочем, под всеми дискуссиями всех прошедших с митингов на Болотной площади лет черта теперь подведена.
Смерть Навального едва ли окажет влияние на технологическую сторону президентской кампании и вряд ли сможет поколебать результат главного кандидата. Но на эмоциональное самочувствие тех, кто предпочитает не говорить о нем, безусловно, влияние уже оказано, а последствия этого влияния в среднесрочной перспективе неизвестны.
Оппозиции придется искать новые формы взаимодействия друг с другом. Придется искать новые альтернативы и формулировать новые предложения, не связанные с поисками харизматических лидеров — вспомним тут другого харизматика и критика системы, (впрочем, с противоположного фланга), погибшего в авиакатастрофе полгода назад.
В заключение скажем, что, несмотря на отсутствие симпатий, жаль, что в публичном поле нашлось так мало системных людей, которые нашли бы в себе мужество выразить простые соболезнования семье пусть даже своего непримиримого врага. Тем более, что в новых школьных учебниках истории так часто повторяется, что одной из консервативных ценностей российского общества является гуманизм и доброта.