Дата публикации: 15.02.2024 11:37
Алексей Кунгуров
Тема политических репрессий активно обсуждается как беглой швабодолюбивой общественностью, так и затаившимися внутренними врагами. Общее убеждение таково, что маховик массовых репрессий раскручивается и будет перемалывать все больше и больше жизней. У меня претензии только к одному слову – «массовые». Да, маховик раскручивается, выход «фарша» из гулаговских мясорубок за несколько лет увеличился на порядок, но массовыми путинские репрессии не были, не являются, и вряд ли станут. Если раньше счет жертв государственного политического насилия шел на десятки человек, то теперь на сотни. Актуальный список именно политических заключенных (пострадавшие за религиозные взгляды не учитываются) насчитывает на сегодняшний день 252 имени по версии специализированного проекта «Мемориал ПЗК».
Мемориальцы, правда, не включают в этот список «плохих людей», а только тех невинно пострадавших, в отношении которых можно требовать освобождения. То есть Игорь Стрелков-Гиркин для них политзаключенным не является, поскольку он «плохой» и должен сидеть, хоть и за другие делишки. Я считаю более корректной классификацию международной правозащитной организации Amnesty International, делящей репрессированных на преследуемых по политическим мотивам и узников совести – в эту категорию включаются и те, кто «неправильно молился». Что касается требования немедленного освобождения, то таковой Amnesty не выдвигает, ратуя лишь за справедливый суд. То есть в этом контексте Гиркин – однозначно политзек. Но по справедливости судить его надо не за экстремизм, а за терроризм (реальный), преступления против мира и человечности, бессудные убийства, нарушения прав человека и т. д.
Любопытная коллизия вышла с Алексеем Навальным. Сразу после посадки Amnesty признала его «узником совести». Но после того, как возмущенные граждане начали указывать на его фашистские взгляды середины нулевых годов – антимигрантские, националистические, имперские, провоенные, все вот эти призывы мочить «грызунов» ракетами и зиговании на русских маршах, движение исключило его имя из списка «святых мучеников». Тут уже пришло время негодовать его сторонникам, которые упирали на то, что за прошедшее с тех пор время их кумир стал хорошим, исправился, изменил свои взгляды. В итоге организация вернула ему статус.
Нечто похожее в 60-е годы имело место с Нельсоном Манделой. Его Amnesty лишила статуса узника совести после того, как широкую огласку получили деяния Манделы в качестве лидера боевого крыла АНК, организатора множества терактов. А в 2006 г. он получил от Amnesty International премию Посла совести.
Но, по какой версии не считай, именно МАССОВЫХ политических репрессий в РФ никогда не было и близко. Примерно столько же политзеков – 250 – сегодня пребывает за решеткой в Азербайджане, население которого почти в 15 раз меньше, чем в РФ. Причем всего за полгода их число удвоилось. То есть там разгул репрессий на порядок выше, чем в Скрепостане, но никакой паники по этому поводу не наблюдается. И уж тем более, не видно никаких правовых последствий для алиевского режима за эти и не только эти шалости.
Впрочем, я отвлекся. На днях возникла дискуссия о том, являются политические репрессии признаком слабости государства или показателем его несокрушимой силы. Кто-то считает, что это – признак приближающейся агонии: мол, власть парализована страхом и пытается удержаться на краю пропасти, превентивно уничтожая тех, кто несет ей угрозу. Другие придерживаются мнения, что чекистский беспредел – показатель доминирования в обществе силовой элиты, потерявшей всякий страх от вседозволенности. По моему мнению сама постановка вопроса совершенно некорректна. Попробуйте ответить на вопрос – Большой террор 1937-1938 гг. в СССР – это признак слабости государства или проявление его несокрушимой силы? Сталин от страха (перед кем, кстати?) поощрял массовые, а тогда они были именно массовыми, посадки и расстрелы «врагов народа», или мотивы были несколько иными?
Террор – всего лишь метод управления, использующий страх в качестве инструмента принуждения. Террор используется очень широко, и не только авторитарными вождями и тоталитарными диктатурами. Достаточно вспомнить недавнюю эпопею с ковидобесием, когда страх перед заурядным вирусом использовался для того, чтобы подавить волю сотен миллионов людей во всем мире и заставить их отказаться от своих гражданских прав. Целые страны неделями сидели под домашним арестом, а там, где выходить на улицу все же разрешалось, действовал комендантский час и абсурдные требования носить намордники и соблюдат дистанцию. В Китае и Вьетнаме вообще творился жуткий треш с замуровыванием людей в подъездах и блокированием колючей проволокой целых «прокаженных» кварталов. Да, в основном этот террор носил экономический и социальный (марксисты скажут – классовый) характер, а не политический, но сути это не меняет.
Рассматривать целесообразность и эффективность массовых или точечных репрессий любого характера – политических/религиозных/экономических/ можно только исходя из целей, которые ставит государство, и оперируя критериями, позволяющими оценить степень их достижения. Например, здесь я подробно рассмотрел системную анатомию так называемых сталинских репрессий. Если коротко, то их целью было повышение эффективности управленческого аппарата, репрессии были направлены не против низов, а против начальства. Выдуманный впоследствии либеральными «историками» страх кремлевских небожителей перед ширнармассами, будто бы только и ждущих, как бы взбунтоватья против большевистского ига, тут совершенно не при чем. Лояльность населения сомнений не вызывала, а отдельные, порой даже массовые проявления нелояльности не несли никакой серьезной угрозы правящему режиму. Как только такую опасность, хотя бы потенциальную власть видела, она без лишней рефлексии депортировала в Сибирь целые народы.
Означенная задача была в целом выполнена, то есть заставила элитариев работать с полной отдачей сил из страха (а какой еще стимул может быть для тоталитарной партократии?), но террор, как неправовой метод управления, показал и все свои побочные эффекты.
Мемориальцы, правда, не включают в этот список «плохих людей», а только тех невинно пострадавших, в отношении которых можно требовать освобождения. То есть Игорь Стрелков-Гиркин для них политзаключенным не является, поскольку он «плохой» и должен сидеть, хоть и за другие делишки. Я считаю более корректной классификацию международной правозащитной организации Amnesty International, делящей репрессированных на преследуемых по политическим мотивам и узников совести – в эту категорию включаются и те, кто «неправильно молился». Что касается требования немедленного освобождения, то таковой Amnesty не выдвигает, ратуя лишь за справедливый суд. То есть в этом контексте Гиркин – однозначно политзек. Но по справедливости судить его надо не за экстремизм, а за терроризм (реальный), преступления против мира и человечности, бессудные убийства, нарушения прав человека и т. д.
Любопытная коллизия вышла с Алексеем Навальным. Сразу после посадки Amnesty признала его «узником совести». Но после того, как возмущенные граждане начали указывать на его фашистские взгляды середины нулевых годов – антимигрантские, националистические, имперские, провоенные, все вот эти призывы мочить «грызунов» ракетами и зиговании на русских маршах, движение исключило его имя из списка «святых мучеников». Тут уже пришло время негодовать его сторонникам, которые упирали на то, что за прошедшее с тех пор время их кумир стал хорошим, исправился, изменил свои взгляды. В итоге организация вернула ему статус.
Нечто похожее в 60-е годы имело место с Нельсоном Манделой. Его Amnesty лишила статуса узника совести после того, как широкую огласку получили деяния Манделы в качестве лидера боевого крыла АНК, организатора множества терактов. А в 2006 г. он получил от Amnesty International премию Посла совести.
Но, по какой версии не считай, именно МАССОВЫХ политических репрессий в РФ никогда не было и близко. Примерно столько же политзеков – 250 – сегодня пребывает за решеткой в Азербайджане, население которого почти в 15 раз меньше, чем в РФ. Причем всего за полгода их число удвоилось. То есть там разгул репрессий на порядок выше, чем в Скрепостане, но никакой паники по этому поводу не наблюдается. И уж тем более, не видно никаких правовых последствий для алиевского режима за эти и не только эти шалости.
Впрочем, я отвлекся. На днях возникла дискуссия о том, являются политические репрессии признаком слабости государства или показателем его несокрушимой силы. Кто-то считает, что это – признак приближающейся агонии: мол, власть парализована страхом и пытается удержаться на краю пропасти, превентивно уничтожая тех, кто несет ей угрозу. Другие придерживаются мнения, что чекистский беспредел – показатель доминирования в обществе силовой элиты, потерявшей всякий страх от вседозволенности. По моему мнению сама постановка вопроса совершенно некорректна. Попробуйте ответить на вопрос – Большой террор 1937-1938 гг. в СССР – это признак слабости государства или проявление его несокрушимой силы? Сталин от страха (перед кем, кстати?) поощрял массовые, а тогда они были именно массовыми, посадки и расстрелы «врагов народа», или мотивы были несколько иными?
Террор – всего лишь метод управления, использующий страх в качестве инструмента принуждения. Террор используется очень широко, и не только авторитарными вождями и тоталитарными диктатурами. Достаточно вспомнить недавнюю эпопею с ковидобесием, когда страх перед заурядным вирусом использовался для того, чтобы подавить волю сотен миллионов людей во всем мире и заставить их отказаться от своих гражданских прав. Целые страны неделями сидели под домашним арестом, а там, где выходить на улицу все же разрешалось, действовал комендантский час и абсурдные требования носить намордники и соблюдат дистанцию. В Китае и Вьетнаме вообще творился жуткий треш с замуровыванием людей в подъездах и блокированием колючей проволокой целых «прокаженных» кварталов. Да, в основном этот террор носил экономический и социальный (марксисты скажут – классовый) характер, а не политический, но сути это не меняет.
Рассматривать целесообразность и эффективность массовых или точечных репрессий любого характера – политических/религиозных/экономических/ можно только исходя из целей, которые ставит государство, и оперируя критериями, позволяющими оценить степень их достижения. Например, здесь я подробно рассмотрел системную анатомию так называемых сталинских репрессий. Если коротко, то их целью было повышение эффективности управленческого аппарата, репрессии были направлены не против низов, а против начальства. Выдуманный впоследствии либеральными «историками» страх кремлевских небожителей перед ширнармассами, будто бы только и ждущих, как бы взбунтоватья против большевистского ига, тут совершенно не при чем. Лояльность населения сомнений не вызывала, а отдельные, порой даже массовые проявления нелояльности не несли никакой серьезной угрозы правящему режиму. Как только такую опасность, хотя бы потенциальную власть видела, она без лишней рефлексии депортировала в Сибирь целые народы.
Означенная задача была в целом выполнена, то есть заставила элитариев работать с полной отдачей сил из страха (а какой еще стимул может быть для тоталитарной партократии?), но террор, как неправовой метод управления, показал и все свои побочные эффекты.
Террор – процесс самоподдерживающийся, пытающийся заполнить собой все доступное пространство.
Если для кремлевской верхушки было достаточно удерживать в страхе руководство союзных республик, наркомов и первых секретарей обкомов, то последние формировали свою вертикаль страха, проецируя террор вниз – до уровня директоров предприятий и председателей сельсоветов. Ну а те, не будь дураки, не желали быть крайними и отдуваться за свои провалы, если можно списать их на происки врагов, потому активно терроризировали уже самые низы. Наконец, низы использовали единственный доступный им инструмент – доносы – чтобы терроризовать в ответ начальство и друг друга.
То, что террор эффективен, сомнения не вызывает. Но управлять террором, то есть удерживать его градус, объемы и точку приложения крайне сложно, ибо он самопроизвольно расширяется и охватывает все, словно лесной пожар, хотя собирались, вроде, только пал травы в поле провести.
Природа путинских репрессий совершенно иная.
Верховная власть в них никакой потребности не ощущает, поскольку не имеет проекта, требующего тотальной мобилизации и самоотдачи со стороны общества и элиты. Репрессии являются инструментом борьбы за доминирование внутри господствующего класса. Таким образом силовое сословие пытается подавить конкурентов в драчке за ресурсы и выгодно продает страх впавшим в параноидальное безумие властителям-геронтократам: мол, если не мы – вас сметут внутренние враги, которых накачают ресурсами злокозненные «англосаксы».
Реальной угрозы правящему режиму нет, но у гебни есть потребность имитировать эту угрозу.
А как они могут ее изобразить? Только путем фабрикации уголовных дел против иноагентов, нацпредателей, изменников, шпионов, сепаратистов и террористов-экстремистов. Чем больше дел – тем большая угроза демонстрируется для руководства – тем больше силовая аристократия выбивает ресурсов, полномочий и привилегий, требуя от подчиненных демонстрировать возрастающие показатели по посадкам к аналогичному периоду прошлого года. Понятное дело, появляются и стахановцы, желающие угодить руководству и сделать на этом карьеру – так террор и разрастается.
Низы пропитываются тем же параноидальным страхом, что и верхушка, но это на самом деле не цель террора, а побочный эффект. Соответственно, низы тоже включаются в процесс, пишут доносы и требуют расправ над той частью общества, что вызывает у них фобию – либералами, криптохохлами, сатанистами, гендер-экстремистами, и прочими «рептильными влиятелями», несущими угрозу их когнитивному комфорту. Террор, как отмечалось выше, сущность самовоспроизводящаяся и стихийно расширяющаяся.
Для высшей касты репрессии становятся наркотиком-анестетиком. При недостатке дозы у кремлевских геронтократов появляется чувство тревожности, неуверенности, везде им мерещится зрада и происки врагов. Они видят угрозу себе даже там, где ее нет и в помине.
Например, посадка совершенно маргинального регионального активиста-нционалиста Фаиля Алсынова в Башкортостане – личная мелкая мстя тамошнего гауляйтера Хабирова. Недоброжелатели Хабирова исподтишка организуют волнения в райцентре Баймак –
и в оглушительной тишине этот легкий пук разносится, словно раскат грома. Московские паханы пугаются до усрачки и требуют положить конец возмутительным беспорядкам. Местные силовики, для которых эксцесс стал такой же неожиданностью, теперь из кожи вон лезут, чтобы зачистить территорию от «экстремистского подполья», расшатывающего тыл во время войны, следовательно, действующего под руководством украинских спецслужб в интересах их заокеанских хозяев.
Но как можно победить то, чего нет? Ведь всплеск «экстремизма» – это, по сути, реакция на борьбу с ним. Получается, чем больше борешься с нелояльным элементом – тем больше его появляется. Это не есть чисто российская проблема. Достаточно вспомнить, что США устроили интервенцию в Афганистан и Ирак под флагом борьбы с мировым терроризмом. Но именно это вторжение и стало главным драйвером расширения террора вплоть до появления целого террористического Исламского Государства.
Именно в указанном контексте и стоит понимать репрессии против писателей (Глуховский, Быков, Акунин и др.), музыкантов (одна только эпопея с арестом в Таиланде «Би-2» чего стоит!) и даже звезд эстрады (Киркоров, Орбакайте, Лолита, Билан и пр.)
которых никак нельзя заподозрить в нелояльности. Они в худшем случае были «вне политики», и то лишь до получения аванса. А как получат – начинают срать патриотическими кирпичами и страстно любить Родину, то бишь жопу президента, как выразился дедушка Шевчук, решивший на старости лет поиграть в нонконформизм.
Силовикам надо срочно понять, где же тот нелояльный элемент, который следует беспощадно выкорчевывать. Но нелояльные напуганы и стараются публично свою нелояльность не проявлять. А лояльные не готовы демонстрировать верноподданнические порывы бесплатно. В итоге все выглядят одинаково и поди разберись, где свой, где чужой, чтоб покарать. Покараешь не того, кого следует – тебя за это свои же коллеги и набутылят.
Следовательно, чтоб были хоть какие-то ориентиры, надо нагнать страха на лояльных и заставить их демонстрировать «патриотизм» бесплатно, публично и регулярно только затем, чтобы не стать жертвой чисток. Нужно как бы постоянно посылать во внешнюю среду сигнал «Я свой. Меня не бить!». Тогда сразу станет ясно, что, если кто-то преступно молчит и уклоняется от «патриотического долга» - то он и есть враг, его можно гнобить, не боясь ошибиться. В идеале надо сепарировать пассивную серую массу на тех, кто в страхе и тех, кто потеряв всякий страх, держит фигу в кармене.
Но как заставить общество принять новые правила? Самый простой способ – демонстративно наказать за недостаточно деятельное выражение любви к власти поп-звезд, то есть тех, к кому привлечено всеобщее внимание, чьи поведенческие паттерны массовка непроизвольно копирует. Тут подворачивается дело голой вечеринки и его раздувают до совершенно безумных масштабов, пытаясь таким образом навязать новые стандарты социально одобряемого поведения. Соответственно, силовики на местах, уловив тренд, начинают старательно подавлять проявления антигосударственного гомосексуализма и прочей декадентской аморальщины, запрягая утерявшую берега творческую интеллигенцию в упряжку державных интересов.
Выбор прост: или ты мнишь из себя совесть нации и отказываешься мычать хором – тогда тебя лишат заработков, подведут под уголовку и при первой же возможности депортируют в родной концлагерь (с «Би-2» не выгорело, но будут и другие попытки демонстративных расправ с беглецами); либо ты слезно каешься за допущенную бездуховность, присягаешь на верность.
Ну, ладно, кому-то удастся просто откупиться, пожертвовав бабки «нашим мальчикам». Тоже неплохо
Низы должны считать сигнал и впредь, когда начальство на работе предлагает пожертвовать 10% от зарплаты на восстановление, нужно понимать это не как возможность добровольно проявить «патриотизм», а как регулярный тест на верность государству и государю,
ибо пассивность будет восприниматься как нелояльность, а нелояльность несет прямую угрозу жизни и свободе.
Так что ничего нелогичного в гонениях на «деятелей культуры» я не вижу. В ситуации точечных репрессий это вполне эффективный способ посеять в обществе страх, не прибегая к расстрелам, облавам, депортациям и прочим ресурсозатратным мероприятиям, которые, к тому же могут вызвать и противодействие.
Гнобить эстрадных кривляк можно, совершенно не опасаясь сопротивления – они гарантированно не пойдут на баррикады и своих фанатов на них не призовут. Этих даже сажать не надо – достаточно лишить их части рекламных контрактов, и они начнут слезливо и униженно каяться, как Ивлеева, которая теперь не сможет получать сотни миллионов от спонсоров
Опять же, черни доставляет большое удовольствие смотреть, как барин издевается над своей домашней прислугой, которая имеет неслыханные привилегии перед простыми холопами, что горбатятся в стылом поле. В общем, певцы ртом, трясуны жопами и торговцы богемным лицом, иконы стиля и прочая богемная шушера, пришло ваше время ощутить своими теплыми мудями холодные чекистские руки.
